О, я люблю тебя

– Разве мама не говорила?

– Нет. Наверное, она уже стесняется твоего возраста, – и она хохочет. И этот смех так похож на Мишин.

– Мне 32.

– А мне 19.

– Ну все. Давай-давай, вали в теплую кроватку, – я открываю дверь в подъезд и чуть ли не вталкиваю ее внутрь.

– Ладно, пока. Я буду ждать твоего звонка! – кричит она в щель почти что закрывшейся двери.

– 19 лет? Серьезно? Твоя мама, кажется, в отчаянии, – хохочет Миха, засовывая в рот очередную ложку салата оливье. – Слушай, может, тебе просто поговорить с ними и все объяснить?

– Я разговаривал с родителями много раз. Но им сложно понять все, что хоть как-то отклоняется от привычных стереотипов.

– А почему бы тебе тогда не сказать им, что ты гей? Сейчас это почти что стало стереотипом.

– Кхм… Боюсь, тогда мама начнет приглашать на праздненства парней.

Миха снова хохочет. А потом в два глотка осушает бокал шампанского. С тех пор, как я переехал в свою квартиру, это первый новый год, который я провожу в компании. Из-за завалов на работе Миха не успел свалить из города, и тогда я сам предложил ему приехать ко мне.

Я почти что рад, что сломал тогда ногу и случай свел меня с Михой. Не то чтобы у меня вдруг появилась потребность обсуждать свои дела и уж тем более выслушивать его проблемы. Но порой это и правда бывает забавно.

__________

В середине новогодних праздников мне звонит мама и, даже не задав привычного «как дела?», отчитывает за то, что я до сих пор никуда не сводил Лену. Я вру, что мне не очень удобно говорить в данный момент, но обещаю, что обязательно приглашу Лену на прогулку в ближайшие дни. И пока мама требует с меня клятв на крови, я решаю, что, в принципе, могу разделаться с этим уже сегодня.

– Лена сейчас дома?

– Да, – выдыхает мама в трубку.

– Дай ей мой номер. И пусть часа через 2 подъезжает на Нарвскую.

– Хорошо, – отвечает она как будто даже испуганно, и я вешаю трубку.

Через два часа мы встречаемся в Леной в метро. И, глядя на нее, я понимаю, что стоило предупредить маму о том, что я собираюсь повести девушку на каток. Голубые джинсы, белая дубленка, легкие перчаточки.

– У тебя хотя бы шапка есть? – спрашиваю я ее после взаимного приветствия.

– Да, – и она достает ее из кармана дубленки. Шапка тоже белая.

– Даже не знаю. Я хотел отвести тебя на каток, но твое… кхм… обмундирование, боюсь, не особо подходит для катания.

– Каток, – выдыхает она восторженно. – Обожаю кататься на коньках! А это, – указывает она на свою одежду, – ерунда!

– Ну, если ты умеешь кататься, то, наверное, у тебя есть шанс сохранить этот девственно белый цвет.

– Ерунда, – снова отмахивается она и берет меня под локоть. – Идем?

Нам приходится отстоять огромную очередь в прокат, прежде чем мы попадаем на каток. Лена едет довольно уверенно, но все равно держится за мой локоть. Она рассказывает о своей учебе. О проектах, которые надо сделать для зимней сессии. И о разных смешных людях, которые попадались ей в университете.

– А ты любишь зиму?

– Думаю, скорее да, чем нет. Но лето все же люблю больше.

– Да, мало людей, которые по-настоящему любят зиму. Наверное, это из-за холода. Как думаешь?

– Скорее всего.

Она попадает коньком в трещину и не падает носом на лед только потому, что я вовремя хватаю ее за талию.

– Все в порядке?

– Да, немного потеряла равновесие, – смеется она.

– Может, перекусим? – предлагаю я, унюхав запах блинов.

– Конечно!

И пока мы катимся до шатра, она еще пару раз «теряет равновесие». И мне хочется думать, что выходит это случайно.

– У тебя много здесь друзей? – спрашивает она прежде чем откусить свой блинчик с икрой.

– Не особо.

– Почему? – искренне удивляется она.

– Наверное, потому что я не сильно стремлюсь их заводить.

– Ты, вроде как, волк-одиночка, да?

– Можно и так сказать. Хотя, насколько я знаю, волки – стайные животные.

– Правда? Тогда почему же так говорят?

– Я этим не интересовался. Но подобные несоответствия меня не удивляют. Человеческое общество полно стереотипов. Никто уже толком не знает, откуда они взялись, но их жизнеспособность порой обескураживает.

– Каких именно?

– Ну, например, что люди хотят хорошо выглядеть, чтобы нравиться другим.

– А как на самом деле?

– Думаю, прежде всего люди хотят нравиться самим себе. А те, кому плевать на свой внешний вид, рассыпаются в первый же год брака.

– Но ведь до этого они все же хотят?

– Да не хотят, конечно. Это просто расчет. Им приходится заботиться о своем внешнем виде, чтобы заполучить себе жену или мужа. Они настолько не хотят хорошо выглядеть, что с легкостью допускают измены, лишь бы не ломать семью и опять не включаться в утомительные брачные игры. В основе потребности хорошо выглядеть лежит нарциссизм, который не пропадает ни после замужества, ни с возрастом.

– Нарциссизм – это, вроде, что-то не очень хорошее?

– В разумных пределах нарциссизм полезен. А излишний, без сомнения, вреден. Так же, как и чрезмерная забота и чистота.

Она доедает уже второй блин, делает глоток чая и снова задает вопрос, хотя прекрасно видит, что я не съел еще даже половины своего первого блинчика.