О, я от призраков больна

Но времени на размышления не оставалось. Я пропустила завершающие слова отца. Теперь в центре внимания оказался Вэл Лампман, трагическая фигура, цепляющаяся за осветительное оборудование ужасно побелевшими костяшками пальцев, как будто он удерживал себя, чтобы не свалиться на пол.

— …это ужасное событие, — говорил он неуверенным голосом. — Немыслимо продолжать без мисс Уиверн, поэтому я с неохотой принял решение свернуть кинопроизводство и возвратиться в Лондон как можно скорее.

Из того угла, где сгрудилась съемочная группа, донесся коллективный вздох, и я увидела, что Марион Тродд подалась вперед и что-то прошептала Бан Китс.

— Поскольку мы не в состоянии связаться со студией, — продолжал Вэл Лампман, поднося к виску два пальца, как будто получал послание с планеты Марс, — уверен, вы оцените, что это вынужденное решение было сделано исключительно мной. Я проконтролирую, чтобы утром были даны соответствующие инструкции. Тем временем, леди и джентльмены, предлагаю провести остаток этого довольно грустного Рождества, вспоминая мисс Уиверн и то, что она значила для каждого из нас.

Но я подумала не о Филлис Уиверн, а о Фели. С прекращением съемок она утратила свой шанс стать кинозвездой.

Через века, где-то в туманном будущем, историки, изучая подвалы «Илиум филмс», обнаружат пленку с кадрами, на которых письмо осторожно кладут на стол, снова и снова. Что они подумают, интересно?

Некоторым странным образом мне приятно думать, что эти руки на заднем плане с длинными идеальными пальцами — руки моей сестры. Фели — вот и все, что останется от «Крика ворона», фильма, умершего до рождения.

Внезапно я вернулась к реальности.

Отец, подняв бровь, подозвал Доггера, и я воспользовалась возможностью, чтобы убежать вверх по лестнице.

Мне многое предстоит сделать, а времени мало.

Но тем не менее время еще оставалось. Когда я добралась до спальни, я увидела, что еще нет одиннадцати часов.

Миссис Мюллет всегда говорила мне, что Дед Мороз не приходит раньше полуночи или раньше того, как все в доме уснут, — точно не помню. Так или иначе проверять мою ловушку слишком рано: учитывая, что половина населения Бишоп-Лейси свободно бродит по Букшоу, старый джентльмен вряд ли станет рисковать, спускаясь по каминной трубе в гостиную.

И тут мне в голову пришла мысль. Как Дед Мороз может спускаться — и подниматься — по миллионам дымоходов, не испачкав свой костюм? Почему утром в Рождество на ковре никогда не бывает черных следов?

Я совершенно точно знаю по собственным опытам, что углеродистые продукты сжигания оставляют достаточно грязи даже в маленьких количествах, в которых они встречаются в лаборатории, но мысль о взрослом мужчине, спускающемся по дымоходу, покрытому слоем копоти, в костюме, немногим лучше, чем огромная щетка для прочистки труб, — невероятна. Почему я не подумала об этом раньше? Почему настолько очевидное научное доказательство никогда не приходило мне в голову?

Если только нет невидимого эльфа, который следует за Дедом Морозом с метлой и совком или сверхъестественным пылесосом, дела обстоят погано.

Снаружи поднимающийся ветер бился в стены дома, заставляя оконные стекла дребезжать в древних рамах. Внутри температура упала, и я задрожала.

Заберусь-ка я в постель с дневником и карандашом. Пока не наступит время отправляться на крышу, сосредоточусь на убийстве.

В начале чистой страницы я написала: «Кто убил Филлис Уиверн?» — и провела черту.