вспомнил Леська стихи одного своего гимназического товарища.
Собака Люська вскочила на стул рядом с Леськиным и стала так нервно потявкивать, точно вот-вот околеет от голода. Елисей взял с тарелки свиную косточку и сунул ей в пасть.
— Ради бога! — кокетливо всплеснула ручками старушка № 2. — Ради бога, не делайте этого! Люська уже хорошо поужинала, а эти гостинцы только расстроят ей желудочек.
Но Люська, пользуясь тем, что гость не знает порядков, нахально требовала новых костей и с тявканья перешла на повелительный лай. Пришлось отправить ее на кухню.
— Какой у вас яркий свет! — сказал Леська.
— Это газированный керосин,— отозвался Попов.— Мы питаем им маяк, ну и, конечно, сами питаемся.
Он снова склонился над доской, долго думал, произнес «Борейша» и, выведя в люди ферзя, заставил древнюю ладью вернуться на свое место.
— Мат! — сказал он вскоре очень удовлетворенно, ни к кому не обращаясь. Сложив газету, он спрятал ее на дне ящика, в который смахнул фигурки, прикрыв их доской.
— Значит, вас надлежит отправить в Севастополь, молодой человек? Это вполне возможно, однако не так просто. Завтра пойду в Караджу к рыбакам. Авось кто-нибудь и собирается на выход. Только ведь в море сейчас шалят: пираты появились. На пароход они не нападают, но на баркасы…
— Пираты? Ничего об этом не слыхал…
— А как же! Самые настоящие пираты. И это естественно: поскольку в Крыму нет твердой власти…
— А французы? Англичане?
— А им начхать на пиратов. Эту публику, Антанту то есть, интересуют только коммунисты, а в остальном, господа русские, друг друга хоть режьте, хоть ешьте.
Воцарилась безрадостная пауза.
— Иодидио! — сказала вдруг старуха № 1 и встала.— Пойдемте, молодой человек, я покажу вам вашу комнату.
В угловой, куда привели Леську, уже орудовала старуха № 2. Она постлала гостю свежее белье, схватила в охапку старое и, бодро отчеканив «Ян Полуян!», пошла к выходу.
— Борейша! — ответил Леська, подразумевая: «Будьте здоровы!»
Елисавета Автономовна рассмеялась и повела на него глазами.
«Э! — подумал Леська.— Отсюда надо удирать. И как можно быстрее».
К полуночи вся семья собралась за кофе, включая и Люську, которой налили в блюдце. Чаю Люська не пила принципиально, но Автоном Иваныч, напротив, пил только чай. И тоже принципиально: чай был отечественным, М. С. Кузнецова в Буддах, а кофе ввозили из Турции. Старик звенел ложечкой в стакане с подстаканником и грустно поглядывал на Леську. А Леська только и ждал, чтобы он произнес еще какую-нибудь фамилию.
— Беневоленский! — произнес наконец старик.— Ничего, кроме баркасов, сейчас быть не может, а на баркасах плавать, как я уже сказал выше, ненадежно.
— Ничего! — ответил беспечно Леська.— Авось.
— Авось да небось.
Бабушка № 1 печально покачала головой.
— Сеид-бей Булатов,— сказала она мудро.
— Вы знаете Булатовых? — встрепенулся Леська.
— Каких Булатовых?
— Да ведь вы сейчас сказали: «Сеид-бей Булатов».
— Ничего я этого не говорила.
— Булатовых мы не знаем, а слышали о них много,— сказала старушка № 2. — Недавно, например, прошел слух, будто за их младшенькой приехал из Константинополя ее жених, какой-то турецкий принц.
— Ну? Неужели приехал? — воскликнул Леська, обмирая.
— Да, да. Правда, мама?
— Правда, правда! Приехал, а ее нет дома. Где же она? Оказывается, на балу. А у турок это не полагается.
— Прилетел он на бал,— подхватила № 2, — и что же видит? Его невеста пляшет с офицером.
— Да еще с православным!
— Он выхватил саблю,— вдохновенно, захлебываясь, продолжала № 2 уже скороговоркой, не давая матери вставить слово,— и разрубил офицера надвое.
— После чего турка вызвали на дуэль обе половины,— заключил Автоном Иваныч.— Все это вранье! Ничего не было! Ни турка, ни сабли, ни бала. Какие сейчас могут быть турки, когда они входят в Тройственное согласие, а Крым захватила Антанта? Понимать надо! — крикнул он, постучав согнутым пальцем по столу, а потом себя по лбу.— Вонлярлярский! Политику постигать надо!
Потом он повел Елисея к маяку показывать свое любимое детище. По дороге от них шарахались в сторону гуси, куры, поросята и кролики.
— Сколько у вас живности!
— Это что! Вон в том каменном гнезде у меня сирена живет. Вот это, братец, живность.
— Нет, вы серьезно?
— Маяк! — величаво сказал Автоном Иваныч, не отвечая на вопрос.— Высота — сто восемь футов до вентилятора. Осветительный аппарат типа «молния» первого разряда. Имеет у меня лампу, снабженную колпачком накаливания. Высота огня — сто семнадцать футов над уровнем моря, математический горизонт освещения — двенадцать и четыре десятых мили.
— А как же сирена? Вы не ответили. Какая она?
— Обыкновенная.
— На ярмарке я когда-то видел одну…