О! Как ты дерзок, Автандил!

Тайм уплыл под залом и встал в одной из ям. Но вскоре ушел под скалу, потому что почувствовал дрожание бревен над собой. И молодь, резвящаяся на стрелке, в галстуке двух проток, тоже разбежалась по реке от опасности, которую сейчас представляло собой беспорядочное, казалось бы, нагромождение коряг и бревен посредине реки.

Женщина, пробирающаяся по залому, не могла знать законов природного равновесия, а на самом деле естественного взаимодействия стволов и течения. Ведь беспорядочное, с точки зрения человека, соединение кажется ему хаосом, он не видит в нем порядка. И тогда человек, часто сам того не понимая, нарушает гармонию. Везде. Куда только ни ступит его нога и к чему только ни прикоснутся его руки.

Залом обрушился.

Тело женщины, той самой, которая освещала фонарем реку, не было приспособлено для отражения ударов сырых и тяжелых бревен, и у самой у нее не было природного инстинкта для того, например, чтобы сразу глубоко нырнуть и спрятаться от острых сучьев, которые тут же распороли ей бока и белый живот, сломали позвоночник. У нее не было мягких и гибких плавников, которые можно было бы просто прижать к телу и легко скользить между бревнами, а не болтать в воде руками и ногами.

Женщина с таким телом не может долго жить в реке. И она сразу погибла. Течением ее волокло к нижнему перекату, луч света следовал за ней, потому что фонарь, передающий свет, был прикручен к ее руке веревкой, и он не гас.

Тайм вернулся к каменистому берегу, где плавала кверху брюхом какая-то мертвая рыба, и он увидел, что икринки, потихоньку, одна за другой, выскальзывают из ее чрева. Ее тело не могло удержать в себе икру, готовую оплодотвориться. Тайм приготовился. Он задрожал. Инстинкт сработал, и Тайм выпустил молочное облако. Самец оплодотворил икру мертвой самки.

Тайм успокоился, теперь он был голоден, потому что во время нереста таймени перестают кормиться. Время отведено для любви, а не для того, чтобы хватать пастью ленков и хариусов.

Тайм вышел на охоту. Но сначала он решил найти свою подругу, потому что Тайм не мог признать свою упругую Тайму в безвольной туше, плавающей у кромки каменной плиты кверху брюхом. Наверняка, Тайма плавает сейчас где-то рядом, в чистых водах.

Тайм ушел к верхним перекатам. Он не видел, как человек в очках с тонкой оправой присел на корточки и вспорол брюхо мертвой рыбы. Он не видел, как икра Таймы, уже не одна за другой, а потоком хлынула ему на руки. Он не видел, как человек ножом вырезал жабры, а потом топориком отрубил рыбе голову, и долго мыл этот страшный обрубок, замутив кровавой пеной кромку каменной плиты.

Миновала ночь, и пришло утро, но Тайм так и не нашел подругу. Он вернулся на стрелку Большого каньона. Человек, стрелявший в Тайму, заходил с высокого берега косы и бросал блесну в воду. Человеку было чем заняться на берегу. Можно было собрать сушняка для затухающего костра. Скипятить воду в чайнике. Можно было разделать и посолить уже пойманную рыбу. Туша так и лежала в воде, правда – обезглавленная, но привязанная крепкой веревкой к стволу тальника. Но человек все бросал и бросал блесну, пробираясь по высокому берегу к центру улова.

Кроме упрямого рыбака на берегу находились еще два человека. Один метался в бреду – он лежал в палатке. А женщина, завернутая в брезент на каменном уступе, уже не двигалась, но, наверное, нуждалась в каком-то участии…

Человек, с упорством фанатика, бросал блесну в улово, словно поставил перед собой цель. Так поступает одержимый гневом или несчастьем. Он хочет что-то доказать. Или отомстить. Словно человек решил побороться с рекой, принесшей ему за одну ночь столько несчастий.

Человек не знает, что большинство поражений он терпит от себя самого.

Тайм сразу же увидел железную рыбку с тройным крючком на хвосте, он даже тронул ее плавником, когда блесна проплывала мимо.

Крючки на блесне не только не затупели, но стали еще острее. Рыбак блесну сразу же поддернул, решив, что была поклевка, и быстрее завращал спиннинговую катушку.

Тайм не стал хватать быструю блесну. Он развернулся и, красиво изогнувшись, вышел из воды, показав человеку красные плавники и мощь своего тела с серебристыми крестами по бокам.

Тайм принял вызов человека.

Так они начали охоту друг на друга.

12

Словно в тумане, Димичел увидел, что Катрин идет с дальнего мыса косы, от залома, к костру. Она светила себе под ноги фонарем. И мелкий галечник хрустел у нее под ногами. Рядом с Катрин бежала собака – овчарка чепрачной масти. Катрин тихонько ее окликала: «Рядом, Адель! Рядом…»

Постой, постой, пробормотал Димичел, ты же… Ты же погибла! Тебя раздавило бревнами, ты утонула, и теперь я должен тебя… Впрочем, теперь уже – неважно. Ты вернулась?! А собака… Я нечаянно убил ее! Поверь мне, Катрин, я не хотел в нее стрелять! Адель, собачка моя, иди сюда… Ты же видишь – я без карабина! У меня дико болит голова, Катрин, ты что-нибудь выпьешь? Тебе надо немедленно переодеться! Ты вымокла вся до нитки, бедная! Как ты спаслась, как ты выбралась из-под ужасных бревен?! Дай я тебя согрею…