Катрин не отвечала, она лишь улыбалась и, подойдя к костру, разделась донага. Ее тело отливало серебром по-прежнему, как и в тот момент, когда она купалась в реке.
Катрин была красивой женщиной. Наверное, какая-то бабушка или, может быть, прабабушка в ее деревенском роду с каменного мыса Убиенного все-таки пустила к себе в постель стройного пришельца с южной кровью. С женщинами лимана Катрин роднили только широкие бедра и тяжелые груди. Бедра были предназначены для того, чтобы рожать, а груди – для того, чтобы кормить ребенка молоком. В остальном же ее фигура была фигурой европейской женщины, может быть, испанки, потому что ее кожа отдавала смуглым глянцем, а соски на грудях были не розовыми, но темными, как вишни, они набухали мгновенно, если Дими ловил их губами.
Красивые волосы Катрин, цвета вороного крыла, были распущены, они касались ее плеч, и плечи Катрин были для Димичела самыми желанными в мире.
Многие мужчины считают, что самое эротичное в женщине – ее груди, губы, ну и, достаточно часто, ягодицы, но Димичел всегда почему-то знал, что самое привлекательное в женщине – плечи и лодыжки. Плечи Катрин всегда сводили его с ума, с того самого момента, как только он их увидел в открытом платье, когда она пригласила его к себе в машину, на шоссе. Плечи Катрин были очерчены плавными линиями, а движения ее были настолько грациозны и естественны, что их следовало бы назвать движениями пантеры.
С той же природной грацией Катрин принялась переодеваться в сухую и чистую одежду, она нисколько не стеснялась Димичела. Он сразу заметил новое в ее поведении, поскольку прежде Катрин никогда не раздевалась в его присутствии.
Почему ты стесняешься меня, спрашивал Димичел Катрин, и не ходишь при мне обнаженной? Я очень люблю смотреть на твое тело.
Любовь не требует демонстраций, отвечала Катрин, я – не модель, и я не на подиуме, любовь – всегда тайна. Ты мне сам говорил о том, что в девятнадцатом веке для мужчины увидеть лодыжку женщины, мелькнувшую из-под полы длинного платья, означало эротический восторг, сравнимый с оргазмом.
Но сейчас она демонстрировала и плечи, и грудь, и лодыжки, и не только лодыжки, но и тот темный треугольник с хорошо видимой ложбинкой, который сводил его с ума. Но теперь неизвестно откуда взявшееся бесстыдство Катрин покоробило Димичела.
Ты – замечательный отец и смелый человек, Дима, сказала Катрин, присев у костра и не отвечая на его вопросы. Ты спас сына, ты так заботишься о нем.
Что вполне нормально. Родители всегда заботятся о своих детях, пожал плечами Димичел.
Мне кажется, что в таком случае заботливые родители могут понять и других родителей, не таких благоразумных, но ведь у них тоже есть дети.
Ты говоришь о своей дочери? Но ведь она не упала в реку и ей не грозит опасность! Через два дня ты убедишься в том, что…
Ты знаешь, Дима, перебила его Катрин, мы учим правильным манерам и хорошему вкусу других, но часто для себя делаем исключение. И для своих детей – тоже. И потом, ты уверен, что у нас будут еще два дня?
Димичел обратил внимание на то, что Катрин стала называть его именем, от которого он отказался, но которое было записано в его паспорте. Такая вольность – или отступление от правил? – тоже ему не понравилась. Как будто сейчас она получила исключительные права на его прошлое.
Ну хорошо, Катенька Переверзева, ответил Димичел, хотя голова у него по-прежнему болела и язвить ему совсем не хотелось, ну хорошо. Ты продолжаешь навязывать мне правила, как их навязывала мне моя мама. Должен заметить, что самое скучное в жизни – выполнение правил. Гораздо интереснее их нарушать!
О нет, любимый! Мне больше нечему тебя учить. Я хочу тебе как раз сказать обратное: теперь я понимаю твои некоторые увлечения в прошлом.
Димичел поежился. Он ведь никогда не рассказывал Катрин о причинах своего развода с женой. И, живя в далеких от центров цивилизации местах, она могла и не знать о новом европейском увлечении свингом. Хотя… как знать, как знать! Ведь она уезжала за своей машиной-«серебрянкой» в столичный город, и чем она там занималась, чему она могла научиться, как она заработала деньги – одному богу известно. Он ведь тоже ее не расспрашивал. Лучше не трогать ни свои, ни чужие скелеты в шкафу.
Между тем Катрин продолжила.
Я также понимаю, лукаво улыбаясь, сказала она, твои некоторые просьбы ко мне… Мудрые просьбы отца в отношении собственного сына. Ты знаешь, я готова их выполнить. Мне интересно, как ты потом ко мне отнесешься? Тебе нравится, что я тоже становлюсь нарушительницей правил? Кстати, а где Иван, как он себя чувствует?
Что-то настораживало Димичела в совсем новой для него Катрин, и даже, скорее, не Катрин, а Катеньке Переверзевой, вернувшейся к костру из реки, которая ее погубила.
Он в палатке, ответил Димичел, может быть, сейчас не стоит его тревожить, мне кажется, он бредит: сук распорол ему мышцу под лопаткой.
Тогда тем более я должна его осмотреть, сказала Катрин.