О! Как ты дерзок, Автандил!

Глядя в его полные ужаса глаза, Димичел скупо рассказал о случившемся ночью с Катрин. Иван вновь с трудом привстал, облокотившись на руку, и Димичел вспомнил, как в своем бреду он видел Катрин, которая ставила укол Ивану и перевязывала ему спину.

Даже сейчас она помогает мне, подумал Димичел, теперь я буду все время вспоминать то, что она сделала для меня.

В походной аптечке он нашел одноразовые шприцы и ампулы с антибиотиком. Он отлепил от спины сына пластырь и увидел, что рана достаточно глубокая, ее надо зашивать, и скоро она может загноиться. Он сделал сыну укол, обработал рану йодом и наложил повязку из обыкновенной мази левомеколь. Обеззараживающую мазь он всегда брал с собой на сплавы.

Будь мужественным, Иван, сказал Димичел, тебе надо проститься с ней. Потому что сейчас я отвезу ее на другой берег. Я похороню ее над скалой.

Пошатываясь, Иван подошел к телу Катрин. Он увидел ее чистое и спокойное лицо, веселое и нарядное платье и открытые руки с безобразными сине-фиолетовыми ссадинами. Димичел сложил руки Катрин на груди. Иван встал на колени, наклонился и поцеловал Катрин в лоб. Отец не учил его делать именно так, но он почему-то догадался и поцеловал, и потом он заплакал.

Он плакал негромко, он скулил, как щенок, забытый хозяином в дождливый день в осенней роще, и Димичел вспомнил, что именно так Иван плакал в его ночных галлюцинациях, оказавшихся воспаленным бредом потрясенного горем и сраженным алкоголем человека.

Димичел не утешал сына.

Что же теперь будет, папа, спросил Иван.

Сейчас ты поможешь мне погрузить ее в лодку, я перевезу тело на другой берег.

Разве нельзя похоронить ее на этой косе?

Нельзя. Наводнение или паводок снесут могилу.

Прежде чем завернуть Катрин в белую простыню, он прорезал в тенте небольшие отверстия и закрепил кусками веревки тело Катрин. Точнее сказать, он привязал ее к тенту. Под голову и спину Катрин он подложил столешницу – узкую и достаточно длинную панель, снятую с походного столика.

Зачем ты так делаешь, спросил Иван.

Мне придется поднимать ее по склону сопки, Димичел кивнул в строну противоположного берега, одному будет трудно. Когда люди умирают, они становятся тяжелыми. С вершины сопки я опущу веревку, привяжу тент со столешницей, сколочу примитивный рычаг и подниму тело. Ее нужно похоронить на материковом берегу, чтобы могилу не снесло весенними льдами и водой.

Димичел не стал говорить сыну о том, что тело Катрин перебито бревнами во многих местах, и если тянуть ее по склону просто в брезентовом мешке, то оно соберется в бесформенную груду. Что будет неправильно, то есть не по-христиански.

Он не сказал ему и то, что, в принципе, ничего подобного можно и не делать, потому что завтра прилетит вертолет, и Катрин можно будет похоронить на городском кладбище. Но Димичел уже решил. Именно сейчас тело усопшей надо предать земле. Даже если вертолет прилетит через считаные часы. А он прилетит лишь завтра, к концу дня.

Иван не помогал отцу, он просто смотрел на то, как Димичел режет веревку, привязывает руки и ноги Катрин, закутывает ее простыней.

Папа, вдруг спросил Иван, можно я положу рядом с ней мои часы?

Только сейчас Димичел заметил, что Иван держит в кулаке, прижатом к груди, часы, подаренные ему накануне вечером.

Вообще-то, христиане не кладут в гроб к умершим никаких предметов, сказал он, такая традиция есть у язычников. Но если ты так хочешь…

Что-то насторожило Димичела в его собственных словах, что-то задело. Ну да, гроб… Христиане не хоронят в земле, нужен гроб!

Скажи, спросил сына Димичел, мы брали с собой пилу? Ведь ты просматривал все оборудование.

Да, складную, шведскую, она в ящике для инструментов.

Димичел положил в оморочку два весла, мешочек с гвоздями, топор, пилу, моток бечевки, железную миску и связку веревки. Потом он подкачал бока легкой резиновой лодки, которую всегда брал с собой на рыбалку, и привязал ее к оморочке.

А откуда у нас взялась оморочка, спросил Иван.

Димичел пожал плечами.

Сам толком не знаю. Наверное, она выплыла из того залома, который разрушился ночью и убил Катрин. Оморочку, вероятнее всего, унесло весенней водой от охотничьего зимовья.

Он не стал объяснять сыну, зачем ему понадобились для переправы две лодки.

Иван попробовал помочь отцу перенести тело Катрин в оморочку, но спина болела все сильней – он даже поворачивался теперь как-то боком, и он остался сидеть на берегу. Он видел, как Димичел провел обе лодки, гуськом – друг за другом, вдоль косы против течения и только потом, ловко и быстро орудуя веслом, перебрался на другой берег. Над водой еще висел какой-то клочковатый туман, но Димичел хорошо видел, куда ему направлять лодку. Река здесь разлилась нешироко, но было очень важно выгрести не к отвесным скалам, штурмовать которые мог только профессиональный альпинист, а к пологому, поросшему мелким багульником, склону сопки. Потому и пришлось заплывать с самого дальнего края косы, чтобы быстрым течением его с Катрин и две лодки вынесло в нужный заливчик.