О! Как ты дерзок, Автандил!

Ты меня не поставишь на колени, шептал Димичел, перехватывая удилище спиннинга. Один раз он упал так, что повалился лицом вперед и ударился о камень скулой, но, слава богу, не рассек ее.

Таймень все-таки прижал его к бревнам залома. Было понятно, что рыба ушла в яму. Димичел перехватил леску правой рукой, намотав ее несколько раз на кисть и предусмотрительно подкладывая край рукава куртки – шнур-плетенка был натянут так, что мог порезать пальцы и ладонь. Ему казалось, что победа близка – ведь на самом деле теперь их, Димичела и тайменя, ушедшего под бревна, разделяли всего несколько метров. Ну, может быть, от силы четыре метра. Он предполагал, что сейчас сделает рывок и сумеет вытащить рыбу из-под коряги. Он хотел заставить тайменя вновь вернуться на чистую гладь улова. Димичел пошире расставил ноги и упер их в подводные камни, он стоял уже почти по пояс в воде. Он повернулся спиной к реке, умело перекинув леску через плечо – был такой способ вывода тяжелого тайменя на берег: ты поворачиваешься спиной к реке, и ты, словно бурлак, идущий бечевой, тянешь обеими руками леску, которая режет тебе плечо и спину, но преимущество в том, что с пойманной рыбой уже борются не две твоих руки, а все тело – шея, плечи, корпус. Димичелу удалось даже сделать несколько шагов в сторону косы – таймень вроде бы пошел следом, хотя леска и скрипела, и больно резала шею. Но в один из своих нетвердых шагов Димичел вновь поскользнулся на камнях. Нога предательски дрогнула, и он повалился, не спиной, а как-то боком, в реку. Он не ушел с головой в воду, потому что все случилось уже на мелководье, но его развернуло, и правая рука, на которую была намотана леска, оказалась прижатой к бревну. Дими попытался руку освободить. Теперь ему нужно было снять с обмотанной кисти три или четыре оранжевых витка. Но как только он снял первый круг, леска впилась ему в ладонь и порезала мякоть у большого пальца. Нестерпимо больно было еще и потому, что новый порез пришелся как раз на то место ладони, которое было прокушено овчаркой, и, разумеется, ранки от клыков еще не зажили. Они просто запеклись. Кровь закапала с ладони в реку. Кровь растекалась в воде тоненькой веточкой, даже и не веточкой, а жилкой, почти сразу растворяясь в потоке.

Рыба, почувствовав слабину, потянула с новой силой, Димичела проволокло по камням и теперь уже не только рукой, но и всем телом его прижало к залому. Несколько раз он попытался встать на ноги, но приподняться никак не удавалось, а таймень продолжал тянуть, и стало ясно, что очень скоро Димичел окажется затянутым под бревна.

Страха не было – подобное случалось с другими рыбаками, он много раз слышал, казалось ему – неправдоподобные, рассказы про то, как таймени затаскивают людей под заломы. Он принял единственно верное решение: леску обрезать. Именно такой выход всегда предлагали рассказчики страшных историй, отвечая на вопрос: ну и как же ты выбирался из-под бревен?

Левой рукой он стал шарить по поясу и на ремне обнаружил пустые ножны. По всей вероятности, он оставил нож там, на вершине сопки, где похоронил Катрин. Или в лагере у костра. Тогда он решил перекусить шнур-плетенку зубами, но уже не мог до него дотянуться, и тут он вспомнил про зажигалку, которая должна была лежать в нагрудном кармане. Он ведь снова закурил, и она там лежала, хорошая пьезозажигалка, которая не могла промокнуть в воде. Он дотянулся до лески – почти дотянулся до нее, почти, потому что он мог пережечь леску не сразу после жала удилища, а только в том месте, где она впилась в мякоть ладони. На долю секунды он прикоснулся язычком пламени к собственной плоти и к леске. И теперь он был свободен. Впрочем, и таймень – тоже.

15

Тайм почувствовал, как забытая боль возвратилась к нему. Одним крючком блесна задела нижнюю челюсть рыбы, крючок впился мгновенно.

Крючок проникал все глубже, потому что человек достаточно резко поддергивал удилище спиннинга. Но боль утихла. Стальной крючок-тройник сначала зацепился, а потом проник в ороговевшие ткани – они остались у Тайма на жаберной крышке после первой встречи с человеком. И они не болели, потому что были мертвы.

Тайму были чужды гнев и бессилие, потому что вся его жизнь на реке была борьбой. Он не позволил человеку вытянуть его на берег. Он уплыл под залом и там затаился.

Человек подтянул Тайма максимально близко, насколько у него хватило сил, но вскоре он оступился, упал в реку и запутался в собственной леске. Он оказался притянутым к нижнему стволу в заломе. Упрямцу не оставалось ничего иного, как обрезать леску. И правильно сделал, что обрезал. Иначе он мог оказаться в той же яме, где стоял теперь, слегка шевеля плавниками, Тайм. Люди не способны жить долго в холодной воде горных рек. Им еще никогда не удавалось быстро и ловко скользить между тяжелыми и сырыми бревнами с острыми ветками.