«Наши войска продолжат совершенствовать свою оборонительную подготовку, если у них будет достаточно времени. Если противник будет цепко оборонять Пхеньян и Вонсан и не продвинется на север в течение полугода, наши войска не должны атаковать Пхеньян и Вонсан. Наши войска атакуют Пхеньян и Вонсан только тогда, когда они будут хорошо вооружены и подготовлены и будут иметь явное преимущество над противником как в воздухе, так и на суше. Короче, мы не будем говорить о наступлении в течение шести месяцев»[225].
Разумеется, не было никаких шансов на то, что Китай получит явное превосходство в любом из этих двух видов войск.
Если бы американские войска остановились перед линией от Пхеньяна до Вонсана (узкий перешеек Корейского полуострова), создало бы это буферную зону, отвечавшую стратегическим интересам Мао? Смог бы что-нибудь изменить какой-либо дипломатический шаг США в отношении Пекина? Был бы Мао удовлетворен, используя присутствие в Корее для перевооружения своей армии? Вероятно, полугодовая передышка, о которой Мао писал Чжоу, предоставляла бы возможность для дипломатического контакта, для военного предупреждения или для того, чтобы Мао Цзэдун или Сталин изменили свои позиции. С другой стороны, согласие на буферную зону на бывшей ранее коммунистической территории со всей определенностью вряд ли пришло в голову Мао с его революционным и стратегическим долгом. Тем не менее вполне достойный ученик Сунь-цзы мог преследовать явно противоречивые стратегии одновременно. Соединенные Штаты в любом случае не имели такого шанса. Они предпочли одобренную ООН демаркационную линию на реке Ялуцзян, а не линию на узком перешейке Корейского полуострова, которую они могли защищать лишь своими силами и при содействии дипломатии.
В таком виде каждая сторона «треугольника» шла к войне, способной вылиться в глобальный конфликт. Линии сражений постоянно менялись. Китайские войска взяли Сеул, но были выбиты, после чего в зоне боевых действий установилось военное затишье и начались переговоры о перемирии, затянувшиеся почти на два года, в течение которых американские войска воздерживались от наступательных операций — наиболее идеальный результат с советской точки зрения. Советский Союз советовал всячески затягивать переговоры, а поэтому и войну, на как можно длительный срок. Соглашение о перемирии появилось 27 июля 1953 года, оно фактически восстанавливало довоенную линию на 38-й параллели.
Ни один из участников не достиг всех своих целей. Для Соединенных Штатов соглашение о перемирии привело их к цели, к которой они стремились, начиная войну: оно не позволило агрессии со стороны Северной Кореи завершиться успехом; но оно в то же самое время позволило Китаю, бывшему весьма слабым на тот момент, воевать с ядерной сверхдержавой и сохранить статус-кво, вынудив США отступить с завоеванных ими позиций. Оно помогло сохранить доверие к США в их способности защищать своих союзников, но ценой зарождающегося недовольства в их рядах и внутренних разногласий. Наблюдатели, конечно же, запомнили споры в Соединенных Штатах по поводу целей той войны. Генерал Макартур, применив традиционные принципы, стремился к победе; администрация, полагавшая войну отвлекающим маневром для втягивания Америки в Азию — это, несомненно, являлось стратегией Сталина, — готовилась решать проблемы с военным равновесием (и, возможно, долгосрочным политическим отступлением), первый такого рода результат в ведшихся Америкой войнах. Неспособность согласовать политические и военные цели, вероятно, дала повод другим конкурентам в Азии поверить в уязвимость Америки во внутреннем плане в отношении войн, не давших четких военных результатов, — дилемма, проявившаяся вновь, как вендетта, во вьетнамском водовороте десятилетием позже.
Нельзя также сказать, что Пекин добился всех своих целей, по крайней мере если говорить обычными военными терминами. Мао Цзэдуну не удалось освободить всю Корею от «американского империализма», как призывала китайская пропаганда изначально. Но он начал войну с большими и в некотором роде абстрактными, даже романтическими, целями: испытать «новый Китай» в огненном горниле и освободиться от того, что Мао считал исторической мягкотелостью и пассивностью Китая. Он также хотел доказать Западу (и в какой-то мере Советскому Союзу), что Китай является сейчас военной державой и что он применит силу для защиты своих интересов. Он стремился обеспечить руководство Китая в коммунистическом движении в Азии. Он нанес удар по Соединенным Штатам (которые, по мнению Мао, планировали в итоге вторжение в Китай) именно тогда, когда полагал это удобным. На первый план в новой идеологии выступили не столько стратегические концепции, сколько стремление к определению сильнейшей нации и умению вести собственный курс.