Хрущев позволил Мао Цзэдуну втянуть его в бесплодное дело, пытаясь быть и умным, и одновременно циничным. Когда речь идет о конечных целях, затрагивающих вопросы мира и войны, стратег должен понимать возможность блефа и обмана и учитывать воздействие его пустых угроз на доверие к нему в будущем. В вопросе о Тайване Мао использовал двойственную природу Хрущева, заставив его выступить с ядерными угрозами, которые, как тот сам признавался, он не намерен был выполнять. Тем самым Мао вносил напряженность в отношения Москвы с Соединенными Штатами из-за проблемы, которую Хрущев не считал важной для себя и которая касалась ненавидевшего его лидера-союзника.
Можно только представить изумление Мао Цзэдуна: ему удалось подстрекнуть Москву и Вашингтон начать угрожать друг другу применением ядерного оружия по поводу наименее важной с геополитической точки зрения недвижимости в мире и самой невоенной части китайского политического театра. Более того, Мао проделал это тогда, когда именно ему это играло на руку и когда Китай оставался значительно слабее и Соединенных Штатов, и СССР. Примененный им для достижения цели способ позволил Мао говорить о большой пропагандистской победе и вновь продолжить китайско-американские переговоры на уровне послов, причем с позиции, названной его пропагандой позицией силы.
Вызвав по собственной инициативе кризис и таким же образом прекратив его, Мао Цзэдун пришел к выводу о том, что он добился своих целей:
«Мы провели эту кампанию, чтобы заставить Соединенные Штаты возобновить переговоры. Соединенные Штаты открыли дверь. Для них ситуация, кажется, не очень хорошая, и они будут нервничать изо дня в день, если они не начнут переговоры с нами сейчас. Хорошо, давайте начнем переговоры. Для обстановки в целом лучше решать споры с Соединенными Штатами путем переговоров, или мирными средствами, ведь мы все миролюбивые люди»[276].
Чжоу Эньлай предложил даже более усложненную оценку. По его мнению, второй кризис в Тайваньском проливе стал демонстрацией способности двух китайских сторон вести молчаливую торговлю друг с другом через барьеры противоположных идеологий и даже в то время, когда ядерные державы в перебранке грозили друг другу ядерной войной. Почти через 15 лет после этого Чжоу Эньлай рассказал Ричарду Никсону об этой стратегии Пекина во время визита президента в 1972 году в Пекин:
«В 1958 году тогдашний госсекретарь Даллес хотел, чтобы Чан Кайши отказался от островов Цзиньмэнь и Мацзу, чтобы окончательно оторвать Тайвань от материка и провести линию там. Чан Кайши не хотел этого делать[277]. Мы тоже советовали ему не уходить с Цзиньмэня и Мацзу. Мы советовали ему, обстреливая их артиллерийскими снарядами — то есть по нечетным дням мы обстреливаем их, а по четным дням и по выходным мы не стреляли. Не требовалось никаких других средств или посланий, именно по таким способам обстрелов они все поняли»[278].
Эти блестящие достижения следовало сбалансировать на фоне глобального воздействия кризиса. Переговоры на уровне послов зашли в тупик почти сразу же после их возобновления. Двусмысленные маневры Мао Цзэдуна, по сути, заморозили китайско-американские отношения на фазе их враждебности, из которой они не смогли потом выйти в течение десяти с лишним лет. Идея о том, что Китай полон решимости изгнать Соединенные Штаты из западной части Тихого океана, рассматривалась как непреложная истина в Вашингтоне, и это лишало обе стороны возможности найти варианты более гибкой дипломатии.
Но советское руководство в результате повело себя совсем не так, как рассчитывал Мао Цзэдун. Москва не отказалась от своей политики мирного сосуществования, но запаниковала от риторики Мао и чувствовала себя неспокойно от его балансирования на грани ядерной войны, его постоянных размышлений о некоем позитивном эффекте от ядерной войны для мирового социализма, от его нежелания консультироваться с Москвой. По завершении кризиса Москва приостановила ядерное сотрудничество с Пекином и в июне 1959 года отозвала свои обязательства предоставить Китаю модель атомной бомбы. В 1960 году Хрущев также отозвал русских специалистов из Китая и прекратил все проекты оказания помощи, утверждая, что «[мы] не могли не реагировать, когда наши высококвалифицированные специалисты — люди, подготовленные у нас в области сельского хозяйства и промышленности, — не получали ничего, кроме враждебного отношения, в ответ на их помощь»[279].
На международной арене Мао Цзэдун еще раз продемонстрировал молниеносный ответ Китая на то, что им рассматривалось как угроза национальным интересам или территориальной целостности. Это навсегда отобьет у соседей Китая охоту воспользоваться внутренними потрясениями, в которые Мао собирался ввергнуть свое общество. Но отсюда также пошел и процесс все большей изоляции страны, заставивший в итоге Мао Цзэдуна десятью годами позднее пересмотреть внешнюю политику.