Качал на руках, как ребенка, что-то пел, бормотал. Его голос обволакивал, успокаивал, забирался под кожу и порхал там микроскопическими прозрачными бабочками. Я так и уснула у него на руках в холодной яме, под звуки его голоса. Плечо, и правда, перестало болеть, особенно после того, как длинные пальцы Сальвы поглаживали меня чуть ниже раны… убаюкивали и ее. Его пальцы, дивные, волшебные пальцы, умеющие извлекать из гитары такую пронзительную музыку… если бы я знала, какую боль они могут причинять. Наверное, уже тогда бежала бы от этого чудовища без оглядки, но Паук плел тоненькую вересковую паутинку и оплетал ею мое крохотное детское сердечко. Так сладко я еще никогда не спала. Так сладко мне еще никогда раньше не было.
Проснулась я от криков. Кричала моя мать, и ей вторил отец. Я слышала ярость в их голосах.
– Он взрослый! Ему девятнадцать! Она провела здесь целую ночь! С ним! Наедине!
– Твой сын затащил мою дочь к себе в яму, Аль!
– Ноги моей не будет в этом доме! Достаньте ее немедленно!