О красоте

- Короче, ты понимаешь, - решительно заключил Карл, как будто своим кивком Зора подтвердила справедливость его неписанных музыкальных принципов. - Ну и вот, оказалось, что эта часть даже и не Моцарта - то есть, не совсем его. Он создал основу, а дописывать пришлось другим. И «Лакримоза», по сути, дело рук того парня, Зюсмайера[24]. Здесь-то и загвоздка, потому что это лучшая вещь в «Реквиеме», я еще подумал: черт, когда ты так близок к гению, ты поднимаешься над собой. Вот и Зюсмайер - он как новичок, который набрел на биту и запульнул мяч на Луну. И теперь все пытаются доказать, что это был Моцарт, потому что ясно же, кто может писать такую музыку, а кто нет. Но суть-то в том, что эту классную вещь создал Зюсмайер, обычный парень из шоу Джо Шмо[25]. Я чуть не упал, когда узнал.

Пока он говорил, а она изумленно пыталась слушать, его лицо безмолвно околдовывало ее, и каждый, кто шел мимо них под аркой, испытывал действие тех же чар. Зора ясно видела, как прохожие взглядывали на него украдкой и замедляли шаг, стремясь задержать образ Карла на сетчатке глаза, где иначе отпечатается какая- нибудь скука вроде дерева, библиотеки или двух играющих в карты мальчишек. На него хотелось смотреть.

- Ну вот, в общем, и все, что я собирался тебе сказать, - подытожил Карл, чей энтузиазм начал сменяться разочарованием, так как Зора молчала.

- Ты собирался сказать мне это? - рассердилась она.

- Нет, нет, ты не поняла. - Он звонко рассмеялся. - Слушай, я не из тех, кто липнет к прохожим на улицах. - Карл легонько потрепал ее по левой руке, и Зору прошиб электрический разряд, ударивший ей в пах и замерший где-то в области ушей. - Просто это во мне сидело. Я ведь часто бываю на всяких городских вечерах, и кроме меня там негров нету. Не ходят они туда, вот я и решил: если еще раз эту злющую черную девчонку увижу, обязательно выложу ей все, что думаю про Моцарта, - что-то она тогда скажет. Ведь это как в колледже. Вы же там платите за то, чтобы обсуждать с другими всякие штуки. Вы как раз за это платите. - Он убежденно кивнул.

- Может быть.

- Да так и есть, - настаивал Карл.

Торжественно заныл веллингтонский колокол, затем,

с другой стороны дороги, донесся более жизнерадостный четырехнотный призыв епископальной церкви.

- Знаешь, тебе бы с другим моим братом пообщаться, с Джеромом, - рискнула Зора. - Он сечет и в поэзии, и в музыке. Иногда он, правда, задирает нос, но ты мог бы как-нибудь заскочить - раз ты хочешь поболтать и все такое. Сейчас он в Брауне, но каждые несколько недель приезжает домой. Домашние у меня что надо, с ними есть о чем поговорить, хотя они меня и достают временами. Отец у меня профессор, так что…

Карл изумленно отпрянул.

- Нет, я к тому, что с ним страшно интересно общаться… В самом деле, ты не стесняйся, заходи и…

Карл холодно взглянул на Зору. Какой-то первокурсник задел его мимоходом, Карл вздернул плечи и пихнул его в ответ. Тот, видя, что его пихает высокий черный парень, смолчал и пошел своей дорогой.

- Вообще-то, - сказал Карл, сверля спину первокурсника взглядом, - я заходил, но оказалось, что меня не ждали.

- Ты заходил? - недоуменно спросила Зора.

В ее лице читалось искреннее неведение. Карл замял тему.

- Тут дело вот в чем. Оратор из меня никакой. В разговоре я толком ничего не могу выразить. Пишу я лучше, чем говорю. Когда я сочиняю ритмы, я - хрясь! - бью в дерево и протыкаю его насквозь. А когда говорю, набиваю шишки. Всегда.

Зора рассмеялась.

- Послушал бы ты папиных первокурсников. А я ей и говорю, а она мне такая, а я ей, значит, а она ни черта, - изобразила Зора, повышая голос и доставая им до противоположного берега страны. - И так до бесконечности.

Карл был озадачен.

- Твой папа, профессор… - медленно проговорил он, - белый, да?

- Он англичанин. Говард.

- Англичанин! - воскликнул Карл, сверкая своими белоснежными белками и, переварив эту новость, добавил:

- А я вот в Англии не был. И вообще из Штатов не выезжал. - Его пальцы странно, ритмично пощелкивали в ладонь. - Он что, математику преподает?

- Папа? Нет, историю искусств.

- И ты с ним ладишь?

Взгляд Карла опять стал блуждающим, и Зорой снова овладели бредовые страхи. Ей вдруг показалось, что все его вопросы просто заговаривание зубов, которое приведет - какими путями, она не дала себе времени подумать, - к ее родному порогу, маминой шкатулке и их сейфу в цокольном этаже. Она затараторила, как автомат, - она всегда так делала, когда хотела скрыть, что мысли ее далеко.

- Говард? Он классный. Конечно, он мой отец, так что иногда… ну ты понимаешь. Но он что надо. У него тут был роман на стороне, с его коллегой, и это вышло наружу, поэтому дома теперь все вверх дном, мать с ума сходит. А я ей говорю: брось, все развитые пятидесятилетние мужики изменяют своим женам. Это почти норма. Разумеется, умных мужчин тянет к умным женщинам - то же мне неожиданность. Кроме того, мама за собой не следит, весит чуть ли не сто сорок килограммов.