О красоте

И опять парадная дверь Кипсов была приоткрыта, правда, по совершенно иной, чем в прошлый раз, причине. Прихожую с шахматным полом заполняли мрачные лица и черные костюмы. Говарда никто не заметил, кроме девушки с подносом: она подошла и предложила ему сандвичей. Он взял с яйцом и кресс-салатом и прошел в гостиную. Поминки были под стать похоронам: напряжение не спало, не развеялось. Никто не посмеивался, предаваясь теплым воспоминаниям или пересказывая сальный анекдот. Атмосфера была торжественная, как в церкви; некогда удивительная, полная жизни женщина, которую год назад, в этой самой комнате, видел Говард, теперь застывала в благочестивом желе приглушенных голосов и льстивых воспоминаний, пропитывалась маринадом совершенства. Говард слышал, как одна гостья сказала другой: «Она всегда думала о других и никогда о себе». Он взял с обеденного стола чей-то большой бокал вина и отошел к застекленным створчатым дверям. Оттуда открывался хороший обзор: гостиная, сад, кухня и прихожая. Кики нет. Детей тоже. И Эрскайна. Виднелась только половина туловища Майкла Кипса, который доставал из духовки большой поднос булочек с сосисками. Вдруг в комнату вошел Монти. Говард отвернулся и стал разглядывать огромное дерево в саду, под которым, хоть Говард о том не подозревал, лишился девственности его старший сын. Не зная, чем себя занять, Говард вышел на улицу, потихоньку прикрыв за собой дверь. Решив не углубляться в сад (там одинокая фигура вызвала бы еще больше подозрений), он свернул за угол в жидковатую аллею между домом Кипсов и соседними владениями. Там он остановился и, свернув тонкую самокрутку, закурил. От сочетания молодого, сладкого белого вина, горького воздуха и табака закружилась голова. Он прошел по аллее к боковому входу и сел на холодную ступеньку.

С этой точки взору открывалась загородная роскошь пяти соседских садов: узловатые ветви столетних деревьев, рифленые крыши сараев, зажиточный янтарный свет галогеновых лампочек. Тишина. Словно плачущий ребенок, скулит лисица; ни машин, ни людских голосов. Может, здесь он и его семья были бы счастливее? Из Англии, коснеющей в буржуазности, он убежал в Америку, которая, как он теперь явственно видел, давно уже насквозь обуржуазилась. В отместку за провалившуюся попытку побега он превратил жизнь близких в ад. Говард затушил окурок о гравий. Глубоко вдохнул, но сдержался. Он не как его отец, плакать не будет. Послышался звонок в дверь. Говард привстал, с надеждой прислушиваясь, не раздастся ли голос жены. Нет, не она. Должно быть, Кики с детьми приходили и уже ушли. Ему представилось, что его родные, отвергнутые и оскорбленные, подобно греческому хору, покинули сцену в тот самый момент, когда он на нее ступил. Отныне всю оставшуюся жизнь ему уготовано скитаться от дома к дому.

Он выпрямился и отворил дверь у себя за спиной. Перед ним оказалось что-то вроде кладовки, набитой приспособлениями для мытья, сушки, глажки и уборки. За ней открылся коридор; Говард взялся за перила и, глядя под ноги, стал подниматься по лестнице, шагая через ступеньку. На верхней площадке его встретили шесть одинаковых дверей, и ни одна не подавала признаков, что за ней скрывается ванная комната. Он наугад толкнул одну из них - очаровательная, чистая, словно в выставочном зале, спаленка нежилого вида. Два прикроватных столика. На каждом - книга. Грустное зрелище. Он закрыл эту дверь и взялся за соседнюю. Его взору предстала стена, расписанная под итальянскую фреску, с птицами, бабочками и вьющимися виноградными лозами. Столь прихотливое убранство годилось разве что для ванной, поэтому он уверенно распахнул дверь. На кровати в дальнем конце комнаты сверкнули босые женские пятки.

- Прошу прощения! - сказал Говард и захлопнул дверь с такой силой, что та, грохнув, отскочила обратно и ударилась о стену.

Выше пояса на Виктории была черная траурная одежда, но юбку до колен сменили крошечные спортивные шортики из зеленого вельвета с серебристой отделкой. Девушка плакала. При виде Говарда она удивленно подобрала ноги.

- Ни черта себе!

- Простите меня, ради бога, простите, - сказал Говард.

Чтобы достать до дверной ручки, пришлось зайти в комнату. При этом Говард старательно отводил глаза.

- Говард Белси? - Виктория перевернулась и стала на колени.

- Да. Простите. Я сейчас закрою дверь и уйду.

- Подождите!

- Что?

- Ничего. Подождите.

- Я сейчас закрою…- Говард потянул было дверь на себя, но Виктория подскочила и схватилась за ручку с другой стороны.

- Вы уже здесь, так что входите, - сердито сказала она и захлопнула дверь ладонью.

Секунду они стояли совсем близко, потом она снова устроилась на кровати и посмотрела на него. Говард обеими руками сжимал свой бокал, не отрывая от него глаз.

- Я… сочувствую вашему горю, я… - глупо промямлил он.

- А?

Подняв голову, он увидел, как Виктория делает большой глоток красного вина из высокого бокала. Только теперь он обратил внимание на пустую бутылку рядом с ней.

- Мне нужно идти. Я искал…