О красоте

- Но ваш семинар… Ваш семинар - настоящая классика. Я от него без ума. Ваш семинар как раз о том, что никогда не стоит говорить «Классный помидорчик!». Потому к вам так мало ходит народу - я это не в обиду, это комплимент. Многим же неинтересно, когда нельзя ляпнуть «Классный помидорчик!». А для вас ведь ничего хуже не придумаешь, верно? Потому что ваши занятия не место для любителей помидорчиков. За это я их и уважаю. Они образцово интеллектуальны. На ваших занятиях становится понятно, что помидорчик - надуманное понятие, которое ни в коем случае не ведет к высшей правде, и никто не притворяется, будто помидорчики спасут вам жизнь или принесут счастье. Или что они учат жить, облагораживают сердце и являются «примером величия человеческого духа». Ваши помидорчики близко не лежат рядом с любовью и истиной. Это не дутые величины. Это такие прелестные, ни для чего не нужные помидорчики, которые люди, исключительно по собственным эгоистичным соображениям, наделили культурной - точнее, питательной - ценностью. - Она грустно хихикнула. - Именно так вы всегда и говорите: давайте вникнем в термины. Что красивого в этом помидорчике? Кто решил, что это и есть красота? По-моему, вы очень смелый, я давно хотела вам сказать, и хорошо, что сейчас сказала. Все вас ужасно боятся и ничего не говорят, а я всегда думаю: да ведь он обычный человек, преподаватели тоже люди; а может, ему будет приятно услышать, что мы любим его семинар. Ладно. В общем, ваш семинар - самый строгий, в плане интеллекта… Все так думают, а в нашем тупом Веллингтоне это, в общем-то, серьезный комплимент.

В этом месте Говард закрыл глаза и, как гребнем, провел рукой по волосам.

- Просто ради любопытства: как называют семинар вашего отца?

На мгновение Виктория задумалась. Потом махом допила вино.

- Храни вас помидорчики.

- Ну разумеется.

Виктория подперла ладонью щеку и вздохнула.

- И как меня угораздило проболтаться про помидорчики? Когда вернемся, меня, наверное, исключат.

Говард открыл глаза и закурил.

- Я никому не расскажу.

Они обменялись мимолетными улыбками. Виктория, кажется, вспомнила, где она и почему: опустила лицо, сжала дрожащие от сдерживаемых рыданий губы. Говард откинулся на спинку шезлонга. На несколько минут повисло молчание. Говард методично попыхивал самокруткой.

- Кики, - вдруг сказала она. До чего паршиво услышать имя возлюбленной из уст той, с кем собираешься ее предать!

- Кики, - повторила она, - ваша жена. Она восхитительная. Видная такая. На королеву похожа. Величественная.

- • На королеву?

- Она очень красивая, - нетерпеливо пояснила Виктория, словно Говард отказывался признать очевидную истину. - Прямо африканская королева.

Говард глубоко затянулся.

- Боюсь, она бы вас за такие слова по головке не погладила.

- За «красивую»?

Говард выпустил дым.

- За «африканскую королеву».

- Почему?

- Думаю, она сочла бы это определение высокомерным и покровительственным, не говоря уж о том, что оно некорректно с фактической точки зрения. Послушайте, Виктория…

- Ви. Сколько можно повторять!

- Ви. Мне пора идти. - И не тронулся с места. - Вряд ли я сумею сегодня вам помочь. По-моему, вы выпили больше, чем следовало, и у вас огромное эмоциональное…

- Дайте-ка глотнуть, - кивнула она на его бокал и подалась вперед.

Что-то такое она сделала со своими локтями, отчего груди стиснулись, а их выпуклости, лоснящиеся от какого-то крема, стали общаться с Говардом автономно от хозяйки.

- Дайте глотнуть, - повторила она.

В этом случае Говарду пришлось бы поднести свой бокал к ее губам.

- Один глоточек, - сказала она, глядя поверх стеклянного края бокала ему в глаза.

И аккуратно пригубила вино, которое он все-таки ей подал. Когда она отстранилась, ее подвижный, чрезмерно большой рот влажно поблескивал. Морщинки на полных смуглых губах были в точности такие, как у его жены: снаружи почти черные, а внутри, в складочках, сливовые. В уголках губ уцелели ошметки помады - словно той не достало сил полностью освободить такое пространство.

- Должно быть, она необыкновенная.

- Кто?

- Да соберитесь же! Ваша жена. Она, должно быть, необыкновенная.

- Вот как?

- Да. Потому что мама с кем попало дружбу не заводит, то есть не заводила. - При переходе на прошедшее время голос ее сорвался. - Разборчивая была. Редко открывала душу. Я теперь думаю, что, может, тоже плохо ее знала.

- Уверен, что это не…

- Ш-ш, тихо! - пьяным голосом сказала Виктория и уронила несколько нечаянных слезинок. - Не о том сейчас речь. Главное, она не терпела дураков, понятно вам? Понравиться ей могли только особенные люди. Настоящие. Не то что мы с вами. Настоящие, особенные. Выходит, Кики особенная. А вы тоже так считаете? - спросила Виктория.

Говард опустил окурок в ее пустой бокал. Груди грудями, но пора было ретироваться.

- Скажем так… Именно благодаря ей моя жизнь стала такой, какая она есть. И для нас оно да, особенное.

Виктория сочувственно покивала и положила руку на его колено.

- Какой вы, однако. Нет чтобы просто сказать «Классный помидорчик!».