О красоте

- А если серьезно, без шуток?

С лица Карла слиняла улыбка. Он постучал по рюкзаку за спиной.

- Сестра тебе не говорила? Я здесь работаю.

- Где? Здесь?

- Да, на кафедре африканистики. Недавно. Сотрудником архива.

- Кем-кем? - Леви переступил с ноги на ногу. - Прикалываешься?

- Нет.

- Ты - тут - работаешь! Уборщиком, что ли?

Леви не хотел обидеть Карла. Просто вчера на марше протеста было много веллингтонских уборщиков, вот и выскочила ассоциация. Карл оскорбился.

- Нет, друг, я архив веду, а не дерьмо выгребаю. У нас фонотека, я отвечаю за хип-хоп, RB и современный урбан-рэп. Заходи, посмотришь, как у нас классно.

Леви недоверчиво помотал головой.

- Меня глючит… Давай-ка еще раз. Ты здесь работаешь?

Карл посмотрел на стенные часы над Левиной головой. Не опоздать бы на кафедру современных языков, там ему обещали перевести с французского несколько рэп-композиций.

- Что тут сложного? Да, я здесь работаю.

- Но… И тебе нравится?

- Конечно. Кое-что иногда напрягает, но на кафедре африканистики все супер. Там такое можно замутить! Кстати, я часто вижу твоего папашу. Он сидит прямо рядом с нами.

Леви, занятый перевариванием многочисленных новостей, пропустил последнее замечание мимо ушей.

- Постой, так ты больше не пишешь музыку?

Карл поправил рюкзак на спине.

- Музыку? Иногда пишу, но… Не знаю… Все эти рэпперские игры: гангста, крутые чуваки, разборки - не мое это. По-моему, рэп должен быть гармоничным. На днях зашел в «Остановку», а там все эти злобные кексы… правду рубят. Не близко мне это. Вот я и… Сам знаешь, как оно бывает…

Леви развернул жвачку и сунул в рот, не угостив Карла.

- Может, им есть из-за чего злиться, - холодно сказал он.

- Может. Слушай, брат, мне пора, у меня… кое- какие дела. Ты это, заходи к нам в библиотеку, у нас скоро будет открытый доступ, можно прийти и послушать любую пластинку. Редкие штуковины попадаются, так что заглядывай. Давай завтра после обеда. А?

- Завтра второй марш. Всю неделю будем ходить.

- Марш?

Тут открылась дверь главного входа, и перед ними на мгновение оказалась одна из самых сногсшибательных женщин, которые им когда-либо встречались. Она быстро прошла мимо них и направилась в сторону гуманитарных кафедр. На ней были узкие джинсы, розовый свитер с высоким воротником и бронзового цвета сапоги. По спине струились длинные шелковистые пряди. Леви и в голову не пришло, что это та самая девушка, которую месяц назад он видел коротко стриженную, в трауре и слезах, скромно бредущую за гробом.

- Сестренка - закачаешься! - прошептал Карл громко, чтобы девушка услышала, но привычная к подобным репликам Виктория и ухом не повела. Леви обозревал ее соблазнительный задний фасад.

- О, мой Боже… - сказал Карл, прижимая руку к груди. - Ты видел эту задницу? Друг, я в печали.

Задницу Леви видел, но ему внезапно расхотелось обсуждать ее с Карлом. Они редко общались, но в своем подростковом обожании он часто о нем думал. Вот что происходит, когда взрослеешь. С прошлого лета Леви здорово повзрослел - он и раньше это подозревал, а сейчас окончательно убедился. Пустозвоны вроде Карла его больше не впечатляли. Леви Белси перешел на новый уровень. Странно было вспоминать себя прежнего. И ужасно странно было стоять рядом с этим экс-Карлом, сдувшимся дураком, одной только видимостью настоящего братана, из которого теперь полностью испарилось все, что было в нем прекрасного, волнующего, настоящего.

Говард собрался сбегать в буфет за бубликом. Встал из-за стола и увидел: к нему посетительница. Она с грохотом распахнула, потом захлопнула за собой дверь и привалилась к ней.

- Будь добр, сядь. - Она смотрела не на него, а в потолок, словно возносила молитву. - Сядь и слушай, но ничего не говори. Я тебе кое-что скажу и уйду насовсем.

Говард свернул пальто и сел, положив его на колени.

- Нельзя так с людьми поступать, ясно? - Она по- прежнему обращалась к потолку. - Ты дважды меня обманул. Сначала выставил идиоткой на ужине. А нормально было бросить человека одного в гостинице? Ведешь себя, как ребенок, черт возьми, а у человека из-за тебя погано на душе. Нельзя так с людьми поступать.

Наконец она взглянула на него. Ее голова отчаянно дергалась. Говард потупился.

- Ты, конечно, решил, - в ее голосе слышались слезы, слова звучали невнятно, - что хорошо меня знаешь. Эх, ты! Ты узнал лишь это, - она показала на лицо, грудь, бедра. - А меня не узнал. Тебе, как и всем, нужно было вот это, - она снова трижды коснулась своего тела. - А то, что я…

Она вытерла глаза воротником свитера. Говард посмотрел на нее.

- В общем, - сказала она, - я прошу уничтожить все мои электронные письма. И я больше не буду ходить на твои занятия, так что насчет этого не беспокойся.

- Тебе не нужно…

- Ты понятия не имеешь о том, что мне нужно. Ты и про себя-то самого ничего толком не знаешь. Ладно, неважно. Нет смысла.

Она взялась за ручку двери. Эгоизм, конечно, но Говарду очень хотелось, чтобы прежде, чем уйти, она пообещала ему, что эта несчастная история останется между ними. Он встал, оперся пальцами о стол, но промолчал.