Читаем О красоте полностью

- Речь не о нем! Начхать мне на Монти Кипса! Речь о тебе. Ты боишься любого, кто во что-нибудь верит. Как ты обращаешься с Джеромом? Ты даже не смотришь на него - как же, ведь он ударился в христианство! Мы оба это знаем, но замалчиваем. Почему? Ты отпускаешь свои шуточки, а ведь для него это не хиханьки-хаханьки. Раньше ты как будто бы знал, во что веришь и что любишь, а теперь ты просто…

- Не ори.

- Я не ору.

- Орешь. Тише. - Пауза. - Откуда мне знать, с какой стати Джером якшается с этими…

Кики сжала кулаки и горестно шлепнула себя по бедрам.

- Да все потому же. Я думала обо всем этом; одно из другого и вытекает. Мы живем в нашем доме, как приговоренные: ни словечка всерьез, все подколки да насмешки. Боимся лишний раз рот открыть, а то вдруг ты, наша полиция мыслей, решишь, что это клише или что это плоско. Тебе на все плевать, и на нас плевать. Знаешь, вот я сидела, слушала Кипса - да, по большому счету он сдвинутый, но он стоял перед всеми и говорил о том, во что верит.

- Заладила. Выходит, главное - верить, а во что - дело десятое? Сама-то слышишь, о чем говоришь? Он верит в ненависть. Он низкий, лживый…

Кики ткнула пальцем ему в лицо.

- Ой, кто тут рассуждает о лжи? Кто это смотрит мне в глаза и осмеливается осуждать чью-то ложь? Если это единственный Кипсов грех, то этот человек в тыщу раз достойнее тебя!

- Ты рехнулась, - пробормотал Говард.

- Не смей! - взвизгнула Кики. - Не смей так обо мне! Боже, это все равно что… Ты даже не можешь… Мне кажется, я перестала тебя понимать. Помнишь, после 11 сентября ты разослал всем шутовское письмо насчет Бодри, Бодра…

- Бодрийяра. Философ такой. Бодрийяр.

- Насчет симулятивных войн[[103]] или как их там, черт возьми. И я тогда подумала: «С этим человеком что-то неладно». Мне было стыдно за тебя, хоть я и смолчала. Говард, - она протянула руку, но не дотронулась, - это реальность. Это жизнь. Все происходит на самом деле, не понарошку. Люди страдают не понарошку. Когда ты их ранишь, это не понарошку. Когда ты спишь с нашей хорошей подругой, это тоже не понарошку, и это причиняет мне боль.

Кики повалилась на кушетку и зарыдала.

- Сравнила массовое убийство с супружеской неверностью… - тихо сказал Говард, но буря миновала, и слова потеряли смысл. Кики плакала в подушку.

- За что ты меня любишь? - спросил он.

Кики плакала и не отвечала. Через несколько минут он спросил снова.

- Это что, вопрос с подвохом?

- Это искренний вопрос. Не понарошку.

Кики молчала.

- Я помогу тебе, - сказал Говард. - Поставлю его в прошедшее время. За что ты меня любила?

Кики громко засопела.

- Не буду играть в твою глупую, грубую игру. Я устала.

- Кикс, ты так давно меня избегаешь, что я уже не знаю, испытываешь ли ты еще ко мне хотя бы капельку симпатии, не говоря про любовь.

- Я всегда тебя любила, - сказала Кики, но так ожесточенно, что это перечеркнуло ее слова. - Всегда. Это не я изменилась. Это кое-кто изменил.

- Честное слово, я вовсе не нарываюсь на конфликт,- утомленно сказал Говард, надавив пальцами на глаза. - Мне просто хочется знать, за что ты меня любила.

Они замолчали. И в тишине лед между ними треснул. Дыхание стало ровнее.

- Не знаю, что ответить. Можно наговорить друг другу приятной дребедени, но какой в этом смысл? - сказала Кики.

- Ты твердишь, что надо все обсудить, - сказал Говард. - А сама уходишь от разговора. Пресекаешь все мои попытки.

- Я знаю одно: всю свою жизнь я тебя любила. И я в ужасе от произошедшего. С кем угодно могло случиться, только не с нами. Ведь у нас все по-другому. Ты мой лучший друг…

- Да, - несчастным голосом сказал Говард. - И всегда им был.

- И мы с тобой совместно воспитываем наших детей.

- Совместно воспитываем, - ядовито повторил Говард ненавистную казенную формулировку.

- Не надо сарказма, Говард. Это факт нашей жизни.

- Да я и не… - вздохнул Говард. - А еще мы любили друг друга.

Кики снова уронила голову на кушетку.

- Заметь, Гови, это ты сказал в прошедшем времени, не я.

Они опять замолчали.

- А еще нам, конечно, - сказал Говард, - всегда хорошо давался гавайский.

Настал черед Кики вздыхать. В силу давних и частных причин «гавайским» в обиходе Белси завуалированно назывался секс.

- Скажу больше: мы владели гавайским в совершенстве, - продолжал Говард, понимая, что ходит по краю пропасти. Дотронувшись до жениной головы с уложенной вокруг косой, он сказал: - Ты не можешь это отрицать.

- Я-то не собираюсь. А вот ты это сделал. Когда сделал то, что сделал.

Смешное нагромождение повторов - три «сделал» подряд. Говард с трудом сдерживал улыбку. Кики улыбнулась первая.

- Да ну тебя к ядрене фене, - сказала она.

Говард протянул руки и запустил их под ее феноменальные груди.

- Отвали, - повторила она.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Кредит доверчивости
Кредит доверчивости

Тема, затронутая в новом романе самой знаковой писательницы современности Татьяны Устиновой и самого известного адвоката Павла Астахова, знакома многим не понаслышке. Наверное, потому, что история, рассказанная в нем, очень серьезная и болезненная для большинства из нас, так или иначе бравших кредиты! Кто-то выбрался из «кредитной ловушки» без потерь, кто-то, напротив, потерял многое — время, деньги, здоровье!.. Судье Лене Кузнецовой предстоит решить судьбу Виктора Малышева и его детей, которые вот-вот могут потерять квартиру, купленную когда-то по ипотеке. Одновременно ее сестра попадает в лапы кредитных мошенников. Лена — судья и должна быть беспристрастна, но ей так хочется помочь Малышеву, со всего маху угодившему разом во все жизненные трагедии и неприятности! Она найдет решение труднейшей головоломки, когда уже почти не останется надежды на примирение и благополучный исход дела…

Павел Алексеевич Астахов , Павел Астахов , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Устинова

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза
Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза