О красоте

— Интересно у нее, надо сказать, озаглавлены письма, — неожиданно сказал Эрскайн. — Впечатляет. Re: Сорок акров и мул. Re: Даешь право на участие. Re: Могут ли наши колледжи покупать таланты? А что, этот молодой человек действительно очень талантлив?

Клер сморщила веснушчатый носик. — Ты знаешь, да. Он, конечно, абсолютно дремучий, но талантливый. Чрезвычайно харизматичен и очень красив. Очень. Этот Карл рэппер, и рэппер замечательный, плюс одаренный и увлеченный своим делом. Учить его — одно удовольствие. Эрскайн, скажи, ты можешь что-нибудь сделать? Подыскать ему здесь какую-нибудь работу?

— Запросто. Зачислим его в штат преподавателем! Оба расхохотались, однако, смех Клер прозвучал жалобно. Она оперлась подбородком на руку, сказала:

— Не хочется теперь вышвырнуть его обратно на улицу. Мы-то с тобой понимаем, что, скорее всего, в следующем месяце ученый совет проголосует за запрет вольнослушателей, и парню дадут пинка под зад. А вот если бы он тут работал… Не стоило брать его в свой семинар, зря я взялась за эту затею. Чувствую теперь, что откусила слишком бо…

Зазвонил телефон. Подняв вверх указательный палец, Клер сняла трубку.

— Я возьму? — одними губами произнес Эрскайн, показывая на распечатки, и встал.

Клер кивнула. Эрскайн помахал ей на прощанье зонтом.

Величайший талант Эрскайна (не считая энциклопедических познаний в африканской литературе) заключался в умении сделать так, чтобы люди мнили себя персонами куда более важными, чем являлись в действительности. Способы у Эрскайна имелись самые разные. Он мог передать одну и ту же информацию и через секретаршу на автоответчик, и письмом по электронной почте, и с помощью написанной от руки записки. Или на вечеринке отвести вас в сторонку и поделиться приватным воспоминанием детства. Вам, недавно приехавшей в эти края выпускнице Калифорнийского университета, и в голову не приходило, что этим воспоминанием он приватно делился с каждой второй своей студенткой. Эрскайн был настоящим мастером притворной лести, дутого почета, мнимого уважительного внимания. Когда он вас хвалил или оказывал должностную любезность, могло показаться, будто он делает это ради вашего блага. И вам действительно могла быть от этого польза. Однако почти всегда для себя лично он извлекал еще большую выгоду. Оказывая вам огромную честь выступить на конференции в Балтиморе, Эрскайн просто освобождал себя от необходимости туда ехать. А если ваше имя упоминалось в редакторском составе какой-нибудь антологии, это означало, что Эрскайн чужим трудом сдержал собственное обещание, которое дал издателю, но в силу сторонних обязательств не смог выполнить сам. Что ж тут плохого? И вам радость, и Эрскайну хорошо. Так Эрскайн и жил-поживал себе в Веллингтоне. Иногда, правда, попадались заковыристые личности, которых он не в силах был осчастливить. Похвалы их не умиротворяли, не притупляли неприязни и недоверия к нему. Тогда Эрскайн доставал припасенный козырь. Когда возникала угроза его миру и благоденствию, когда его не желали ни любить, ни оставить в покое (этого он жаждал больше всего), когда, как в случае с Карлом Томасом, кому-то причиняли головную боль, из-за чего болела голова у самого Эрскайна, — тогда Эрскайн, пользуясь полномочиями заместителя заведующего кафедры африканистики, просто давал должности. Вернее, создавал должности на пустом месте. Одним из его изобретений был пост заведующего библиотекой афроамериканской музыки. Из него естественным образом отпочковывалась вакансия сотрудника архива хип-хопа.

* * *