— И вот еще что. Я понимаю, — она болезненно зажмурилась, — тебе наплевать на все, что я скажу, ведь я тупая кретинка и так далее, но любой мало-мальски объективный… Короче, придется тебе смириться с фактом, что на тебе свет клином не сошелся. Для меня. Мне тоже придется разбираться со своими тараканами. Но ты заруби себе это на носу.
Она открыла глаза, отвернулась и вышла, снова жахнув дверью. Говард остался стоять, держа пальто за воротник. Ни разу за нахлынувшее в последние месяцы половодье эмоций он не испытал к Виктории никаких по-настоящему романтических чувств, но напоследок эта девушка его восхитила. Было в ней мужество, что ли, стержень, гордость. Сегодня, похоже, она впервые говорила с ним искренне — по крайней мере, так ему показалось. Слегка дрожа, Говард надел пальто. У двери он с минуту помедлил: не хотелось снова наткнуться на Викторию. В душе причудливо смешались паника, стыд, чувство облегчения. Облегчения! Как будто освободился, сбежал — чудовищно, да? Неужели она не испытывает того же? Разве к физическому и моральному потрясению от подобной сцены (странно ведь слышать такие вещи от человека, совсем, если смотреть правде в глаза, малознакомого) не примешивается — когда взрыв уже отгремел — восторг от того, что ты выжил? Как в уличной стычке: тебя задирают, ты собираешься с духом, чтобы дать отпор, — и вдруг обидчик ретируется. Ты продолжаешь путь, трясясь от страха и радости, и с облегчением думаешь: легко отделался. С этим двойственным ликованием в душе Говард вышел с кафедры. Миновал секретарский стол Лидди, прошел по вестибюлю мимо автоматов с напитками и интернет - терминалов, мимо двойных дверей Келлерской биб…
Говард шагнул назад и прижался щекой к дверному стеклу. Два — нет, три — важных момента. Первый: на сцене выступает Монти Кипе. Второй: Келлерская библиотека набита битком, на своих лекциях Говард ни разу не видал столько веллингтонцев. Третий — именно из-за него он и споткнулся: в метре от двери, на краешке кресла, с блокнотом на коленях, внимательная и заинтересованная, сидит некая Кики Белси.
Говард позабыл о встрече со Смитом. Он направился прямиком домой поджидать жену. В бешенстве бросился на кушетку, посадил на колени Мердока и стал придумывать слова, которыми начнет предстоящий разговор. Он с удовольствием перебирал варианты хладнокровных, невозмутимых зачинов, но стоило хлопнуть входной двери, его сарказм испарился. Говарда хватило лишь на то, чтобы не вскочить и самым вульгарным образом не кинуться на жену с обвинениями. Он слушал ее шаги. Она прошла мимо гостиной («Привет, как дела?»), не останавливаясь. Говард внутренне заклокотал.
— С работы?
Кики вернулась, стала в дверях. Как все супруги с большим стажем, она мгновенно, по интонации, почувствовала надвигающуюся грозу.
— Нет… У меня полдня было свободно.
— Хорошо провела время?
Кики вошла в комнату.
— Говард, что случилось?
Говард отпустил Мердока, уже изнемогшего в его тисках.
— Лишь в самой незначительной — минимальной! — степени еще сильнее меня могло бы поразить твое появление на собрании…
Оба заговорили разом.
— Говард, ты из-за этого? Боже…
— … Ку-клуке-матьтвою-клана. Хотя нет, даже это бы…
— Лекция Кипса. Господи Боже, это не колледж, а сарафанное радио. Послушай, я не собираюсь…
— Интересно, какие еще мероприятия неоконсерваторского толка[101] ты планируешь посетить? Сарафанное радио здесь не при чем, дорогая; я видел тебя, с блокнотом и ручкой. Вот уж не знал, что ты так прониклась идеями этого великого человека, а то бы давно попросил у тебя сборник его речей или…
— Отвали! Оставь меня в покое.
Кики повернулась, чтобы уйти. Говард подскочил, метнулся на другой край кушетки и схватил ее за руку.
— Куда ты?
— Ухожу.
— Мы разговариваем, помнишь, ты сама хотела. Вот и давай поговорим.
— Хорош разговор — сплошные нотации. Пусти меня. О Господи!
Говард заломил жене руку, обвел вокруг кушетки и насильно усадил рядом с собой.
— Я не собираюсь перед тобой оправдываться, — сказала Кики и тут же зачастила: — Знаешь, зачем я туда пошла? В нашем доме, как мне порой кажется, бытует одна и та же точка зрения. А мне хочется послушать и другие. Это что, преступление — попытаться расширить свой…
— Для формирования целостной картины, — прокомментировал Говард гнусавым голосом американского телеобозревателя.
— Ты способен только критиковать других, Говард. У тебя нет убеждений, поэтому люди, у которых они есть, которые преданы какому-то делу или идее, тебя пугают.
— Ты права. Меня пугают фашиствующие безумцы. Нет, у меня в голове не укладывается… Кики, этот человек хочет опротестовать дело «Роу против Уэйда»[102]! И это еще цветочки. Этот человек…
Кики вскочила и закричала: