«То, что Вам и Максимову[124] кажется неискренностью и никчёмностью и проч. в „Пролетарии“, объясняется совсем иной точкой зрения на весь современный момент (и на марксизм, конечно). Мы почитай-что два года топчемся на месте, жуя те вопросы, которые Максимову всё ещё кажутся „спорными“, которые давно решила жизнь. И ежели бы продолжали мы „спорить“ о них, мы бы и сейчас топтались зря. А разойдясь, мы покажем рабочим ясно, прямо, определённо два выхода. Выбор рабочие социал-демократы сделают легко и быстро, ибо тактика хранения (в консервах) революционных
Только принципиальная спетость обеспечивала, по мнению Владимира Ильича, журналу, газете влияние, необходимую выдержанность. Во всех редакциях, в которые входил Владимир Ильич, он играл крупнейшую руководящую роль. По существу дела, он вёл газеты, журналы. Но он всегда опирался на коллектив. История с редакцией «Искры» как нельзя лучше характеризует точку зрения Владимира Ильича на состав редакции. На II съезде он предложил деловую тройку. В эту тройку входили Плеханов, Ленин, Мартов. Плеханова Владимир Ильич чрезвычайно ценил как теоретика, прекрасно боровшегося с народниками, с бернштейнианством, с «экономистами». Но он знал и слабые стороны Плеханова. Долгие годы эмиграции, в те годы, когда не было ещё партии, рабочее движение ещё только что складывалось, наложили на Плеханова свою печать. Плеханов был оторван от развёртывающегося рабочего движения. Это было видно по тому, как мало интересовался он рабочими корреспонденциями, как не умел слушать приезжавших с мест работников, как мало ставил им практических вопросов. Кроме того, он был страшно избалован и не терпел никаких возражений, прямо терроризовал своих соратников по группе «Освобождение труда» — Засулич и П. Б. Аксельрода. Владимир Ильич обладал широкими теоретическими знаниями, при помощи которых он поднимал практическую работу на высшую ступень. Теория учила его всматриваться в жизнь, улавливать в жизни самое нужное и самое важное; с другой стороны, революционная практика толкала вперёд его мысль, учила глубже ставить вопросы. Ильич был совершенно иного типа теоретик, чем Плеханов. Но совершенно неправильно было бы сказать, как это пытались делать некоторые, что Плеханов — теоретик, а Ленин — практик. Это не так. Ленин тоже теоретик, но совершенно другого типа теоретик, другой эпохи, органически связанный со всем строительством партии, со всей её работой. В этом была его сила. У Ильича не было и тени высокомерия учёного-теоретика, он на всё смотрел с точки зрения интересов партии, интересов рабочего класса. И с этой точки зрения смотрел он и на себя и понимал, что он — сила. Мартов, по отзыву Владимира Ильича, был типичным журналистом. Он был чрезвычайно впечатлителен. Благодаря этому он умел улавливать то, что происходит в массах, на местах, умел откликаться на злобы дня, жил этим. Эту черту очень ценил в нём Владимир Ильич. Но благодаря этой своей впечатлительности Мартов очень легко поддавался различным влияниям. Тройка — Плеханов, Ленин, Мартов — была наиболее деловой. Что касается тройки: Потресова, Веры Засулич и П. Б. Аксельрода, которая входила вместе с Плехановым, Лениным и Мартовым в досъездовскую редакцию «Искры», то Владимир Ильич считал, что они мешают деловитости редакции и спетости её. Потресов вообще принимал довольно слабое участие в редакционной работе «Искры». «Он барич‚ — говорила про него хорошо знавшая его Александра Михайловна Калмыкова, — не может писать иначе, как под плеск волн южного моря, под сенью пальм». Что касается Веры Ивановны Засулич и Павла Борисовича Аксельрода, то они не решались возражать Плеханову, спорить с ним и всегда при голосовании голосовали за его точку зрения. Имея на деле три голоса, Плеханов держал себя высокомерно, капризничал. Масса времени уходила на зрящие разговоры, на трёпку нервов.
Если перевести всё это на современный язык, то надо сказать, что у Плеханова и Ленина были две различные точки зрения на единоначалие.