О-ля-ля! Французские секреты великолепной внешности

– И сохраним право повеселиться! – улыбнулась Элизабет.

– Но ты копнула очень глубоко. Это настоящий дзен. Мы – дамы среднего возраста!

Мы снова посмотрели друг на друга, помолчали – целых три секунды! – и опять расхохотались на всю улицу!

* * *

Той ночью я лежала в постели с закрытыми глазами и размышляла над этим неуловимым ощущением ooh la la. Я почувствовала его в ресторане «Астье», а потом в баре, где мы с Элизабет слушали музыку. Но я не планировала ничего подобного. Это просто случилось.

Почему во Франции я чувствую себя совершенно иначе? Словно кто-то разрешает мне расслабиться, осмелиться сказать что-то дерзкое – по крайней мере, дерзкое с моей точки зрения. Почему здесь я чувствую, что могу выбраться из своей скорлупы и стать самой собой? Почему француженки всегда смеют быть самими собой?

Лежа в постели, я вспоминаю притчу о том, как десять слепых пытались описать слона. Одна часть моего «я» твердила, что ooh la la возникает, когда мы позволяем себе наслаждаться. Другая говорила, что все дело в белье. Третья заявляла, что ooh la la – это стиль, который мы видим на улицах. Четвертая же убеждала, что все дело в наставниках, которые были в жизни этих женщин. А сама я думала: «Все дело в ужинах. В общении. И в музыке!»

Я знаю, что все это важно. Но я понимаю и то, что существует некая философия, которая все это объединяет в нечто цельное. Просто я еще не открыла ее для себя. Честно говоря, француженки и сами не знают, в чем их секрет. Они просто знают, что именно так нужно жить. Вот так они открывают для себя joie de vivre[52] и ощущение ooh la la. Но поскольку они всегда жили так, то не понимают, как это я не могу открыть их секрет. И мои поиски продолжаются. А пока нужно немного поспать. А то я точно заболею.

* * *

Утром у нас на завтрак багет, купленный в булочной на первом этаже, с маслом и джемом. И конечно же, замечательный кофе. Мы с Элизабет разговариваем о Шарлотте Генсбур[53]. Ее нос меня буквально очаровал.

– И не потому что это идеальный маленький пикантный носик, – говорю я. – Нет, нос Шарлотты Генсбур невозможно не заметить. У нее длинный и элегантный нос.

Элизабет соглашается, но добавляет:

– Он слегка великоват для ее лица. Он сразу привлекает внимание к себе.

Француженки и сами не знают, в чем их секрет. Они просто чувствуют, что именно так нужно жить. Вот как они открывают для себя joie de vivre и ощущение ooh la la.

Элизабет начинает говорить искусственным голосом – так она разговаривает со своим котом Фрэнком:

– Привет! Я нос Шарлотты! Как дела?!

Элизабет в роли носа Шарлотты ведет себя точно так же, как ее рыжий кот Фрэнк. Я не могу избавиться от ощущения, что кот сейчас выйдет из-под стола, и начинаю говорить за Фрэнка – когда-то так говорил детектив Сэм Спейд из фильмов в стиле нуар.

– Это несовершенство делает нос Шарлотты таким привлекательным, таким поразительным! Я не могу оторвать от нее глаз!

– Да, – отвечает Элизабет голосом носа Шарлотты. – Это так! У меня восхитительный нос!

Шарлотта Генсбур – дочь Джейн Биркин (знаменитой актрисы и певицы, для которой дом Herm`es изобрел особую сумку Birkin) и культового французского певца, актера и режиссера Сержа Генсбура. Жизнь его была трагичной, и истории о ней не сходили с первых страниц журналов и газет. И у него тоже был нос.

Именно отцу Шарлотта и обязана своим носом. Полагаю, поэтому она никогда не собиралась «исправлять» его. Ее нос – это ее наследство.

Мысли об этом все еще крутятся в моей голове, хотя прошло уже два дня. Я собираю чемоданы, чтобы ехать в Тулузу. Я думаю о том, что у каждого из нас есть какая-либо физическая особенность, доставшаяся нам по наследству. Это может быть маленькая родинка на носу, зеленые искорки в карих глазах, седая прядь в рыжих волосах в двадцать лет или крохотное пятнышко на левом плече – все это подарки от мамы, отца, бабушки или деда. И все это уходит корнями в тысячелетия. Когда мы меняем свои лица и устраняем маленькие несовершенства, то рвем тонкие нити, связывающие нас с семьей, с нашим прошлым. Да, мы можем стать совершенно новыми. Можем получить новое лицо и новое тело. Мы можем превратить стареющее лицо в юное, чистое, без отметин времени. Но какой ценой? Мне кажется, что идея сохранения физической наследственности стала мне так дорога, потому что я только что открыла ее для себя. Моя бабушка была довольно пышногрудой. И мама тоже. Кто знает, может быть, женщины из рода Вайянкуров, которые пятьсот лет назад жили в Сен-Николя-д’Альермон, тоже были пышногрудыми. И это заставляет меня думать, что ощущение ooh la la, посетившее меня сегодня, на самом деле часть долгой, долгой истории – такая же, как нос Шарлотты.