Гармония – основа «лазурной» утопии Дарио – важнейший ключ к пониманию идеологии поэта и испаноамериканского модернизма. Несомненно, поэт осознавал свою «лазурную страну» как целостную утопию. Он дал ей несколько названий: «золотой остров», «золотая страна», «солнечная страна». Такая идея американской утопии родственна ключевой для американской культурной традиции мифологемы «Рая Америки», которая рождается в XVI в., развивается в культуре креольского барокко (Хуана Инес де ла Крус) и переходит в классическую «Аркадию Америки» А. Бельо, в ее романтические вариации от Х. М. Эредиа до X. Исаакса, замыкается она в новых вариантах модернистской утопии X. Марти, а затем Дарио и Х. Э. Родо. В центре художественно-философского мира Дарио – все тот же идеал утопической гармонии Америки и американского человека, но переведенные уже в план внутренней сущности человека, разработанные от идеологической «поверхности» в бытийную глубь. Дарио далек от идеологических, политизированных форм мышления, но явна кровная связь его с американской не только эстетикой, но и идеологией, разработанной X. Марти. Он – наследник Марти именно потому, что по-своему сформулировал все ту же проблему гармонической целостности «страны Америки».
Утопия Дарио особенно наглядна в поэме в прозе «Страна солнца», где противостоят друг другу три состояния человека в трех разных мирах, напоминающих мифологическое членение мировых эпох: железный, серебряный остров и золотой остров, или Солнечная страна. Понятие острова связано с центральной линией развития латиноамериканской топики – вспомним, роль в истоках традиции легенд о блаженных, счастливых островах, об Атлантиде, Туле… Принцесса томится на железном острове в черном дворце; возможно, будущее лучше на серебряном острове, но лишь в Солнечной стране на золотом острове достижимы гармония, красота, счастье. Там и родилась принцесса, сюда и зовет ее вернуться поэт. Стихотворение посвящено кубинской артистке, живущей в Нью-Йорке. Мотив золотого острова, Солнечной страны связан с классической кубинской топикой, впервые разработанной X. М. Эредиа и ассоциирующей землю Марти с земным раем – символом американского рая в целом. Значим здесь и мотив солнца – это и древнегреческий Гелиос, и солнце Америки. И важно совмещение двух солнц. Иными словами, «язычество» Дарио отличается от западноевропейского. Европейский ницшеанский вариант отказался от идеала гармонического человека и мира, латиноамериканская утопия выдвинула его как вектор развития и цель поиска.
«Золотая страна» в «Беседе кентавров» – Америка в образе Древней Греции, где живет человек, поэт, соединивший в себе, подобно кентавру, небо и землю, флейту Пана и лиру Аполлона, т. е. нашедший секрет соединения телесного и идеального в оргиастической космической гармонии. Возможна ли такая гармония? Или, иными словами, союз между язычеством и христианством? В «Языческих псалмах» ощутимо нарастающее метафизическое беспокойство: гармонии нет, и не было с самого начала, конфликт зародился в средостении неба и земли – в поэте, человеке, попытавшемся стать кентавром, соединив Пана и Аполлона. В кентавре рождается Душа-Психея, ее раздирают полюса «верха» и «низа». И христианская традиция полемически направлена против античной, языческой; некоторые ключевые символы Дарио – это символы модернизма как системы, т. е. сама система словно подрывает себя изнутри глубокой рефлексией. Таков финал изначально амбивалентного праздника Дарио, в котором столкнулись христианская и языческая культуры. Антипраздничная, антиоргиастическая тема нарастает от начала до конца цикла и трагическим аккордом звучит в завершающей первое издание сборника композиции «Внутреннее царство». Само ее название отсылает читателя во внутреннее бытие человека, в душу – Психею, где гармонии нет. Между внешним и внутренним бытием – жестокий конфликт, душа мечется между соблазном плоти, телесностью и страстью к идеалу.
Конфликт между язычеством и христианством – это также конфликт поэтических, жанровых традиций. Не случайно эта композиция, написанная в духе средневековой морально-дидактической поэзии, словно заключена в рамку – картину итальянского художника фра Доменико Кавалька. В ироническом вступлении к композиции – образце авторской саморефлексии и самокритики модернизма поэт противопоставляет средневековому пейзажу в стиле Кавалька, писавшего иконографические и агиографические сюжеты, пейзаж страны «лазури», «золотого острова», где в экстатическом приступе бьется «Бюль-бюль», т. е. соловей языческой страсти. Два пейзажа – два полюса, между которыми бьется душа. «Внутреннее царство», (т. е. «внутренняя крепость» – одно из определений Дарио «чистого искусства», «лазурной страны») – это башня, в которой томится душа поэта. Что она выберет? Душа-Бабочка – это Спящая Красавица, она еще не проснулась.