О любви и смерти

…– Так уже однажды было, – говорит Тома. – Я к подружке на дачу ехал, вот как сейчас, в конце июля, в сумерках. Дорога узкая, грунтовка, быстро захочешь, а не поедешь. И этот чертов туман с обеих сторон. Я сперва ржал над собой, а потом уже не ржал – когда туман к лобовому стеклу стал подбираться. Но закурил, и все как рукой сняло. Нормально доехал. Даже рассказывать никому не стал. Да и что тут расскажешь.

– В следующий раз рассказывай, – говорю я. – Мне. Я и так знаю, что ты псих. И совершенно не делаю из этого трагедии.

– Ладно, – легко соглашается Тома. – В следующий раз расскажу.

Из немногочисленных моих талантов самым ценным, безусловно, является умение спать сидя. Не просто клевать носом, ежеминутно вздрагивая на границе между явью и сном, не дремать, непрерывно ерзая в поисках удобной позы, а натурально спать, крепко и сладко, куда бы меня ни везли. И прекрасно себя чувствовать на следующий день.

Поэтому я откидываю спинку сидения и закрываю глаза. И снова открываю – мир вокруг сейчас такой синий-синий, удивительный цвет, жалко перестать на него смотреть.

– Если опять туман или злые волки выйдут из лесной чащи, или летучие мыши атакуют наш луноход, закуривай, не стесняйся, – говорю я Томе. – И музыку включай, если что, ты меня знаешь, я ухом не поведу.

– Еще скажи про бутерброды, – ухмыляется Тома.

– В смысле «если проголодаешься, можешь все сожрать»? В принципе, можешь, конечно. Кто ж тебе запретит. А все-таки попробуй пробудить в себе сострадание и оставить мне парочку. Хрен знает, найдем ли мы что-нибудь съедобное в Гданьске в пять утра. А Янкин холодильник небось забит кошачьим кормом и мятой с огорода – в самом лучшем случае. Знаю я ее.

– Только не в пять утра, а в четыре, – говорит Тома. – Этот твой навигатор всегда выдает время прибытия с расчетом на полную машину пассажиров с неукротимым расстройством желудка и неизбежные в таких случаях внеплановые остановки на обочинах. Позор на мои седины, если мы приедем позже четырех.

«Вот и отлично», – думаю я. Потому что говорить вслух у меня уже нет сил.

И снова закрываю глаза. Теперь надолго.

Просыпаюсь я не от тряски и не от шума. И даже не потому, что шея затекла так, что завтра ее будет не повернуть. Хотя она, конечно, затекла, и с этим уже ничего не поделаешь. Но просыпаюсь я вовсе не поэтому. А от удивительного ощущения: я сплю уже так долго, что больше не могу, хоть убейте. Как будто спать – это висеть на турнике, или даже качать пресс. Рано или поздно наступает предел твоих личных возможностей, и с этим лучше сразу смириться.

Впрочем, за окном по-прежнему темно. Ни намека на скорый рассвет. И, кстати, ни намека на город Гданьск, к которому мы приближаемся на скорости никак не меньше сотни километров в час. Неужели мой бестолковый организм принял пару часов сна за десять? Совершенно на него не похоже. Прежде он всегда умел блюсти свою выгоду.

Но ладно, чего только не бывает.

– Привет, – говорю я Томе. – Где мой кофе? И, чем черт не шутит, мои бутерброды?

– В пакете на заднем сидении, – отвечает Тома.

Почти невозможно поверить, что отвечает мне именно Тома, но кроме него вроде бы некому.

Штука в том, что тот Тома, которого я знаю, физически не способен говорить таким тихим ровным безжизненным голосом. Он же всегда орет, даже когда думает, что перешел на шепот. И не потому что дурно воспитан. Просто его слишком много. Просто он слишком живой. И весь, без остатка – здесь и сейчас.

И от такого несовпадения я цепенею.

– Ты возьми, пожалуйста, термос, – все так же тихо и ровно говорит Тома. – Выпей кофе. И мне налей. Я уже очень давно хочу. И при этом у меня такое ощущение, что лучше не останавливаться.

– Господи, да почему? – спрашиваю я.

– Трудно вот так сразу объяснить. Ты кофе давай наливай.

– Ладно.

Пакет действительно лежит на заднем сидении. Но удивительно не это. А то, что все взятые с собой бутерброды целехоньки – кроме тех двух, что мы слопали в самом начале пути. И термосы наши по-прежнему полны.

Надо хорошо знать Тому, чтобы понимать, до какой степени это невозможно. Сестрица моя, имевшая счастье принимать его в гостях, любит шутить, что Тома ест как птичка. В смысле, всегда что-нибудь клюет. Вообще не останавливаясь.

Ну, то есть, так было до сих пор.

– Где мы вообще? – преувеличенно бодро спрашиваю я, протягивая Томе крышку от термоса, наполненную кофе.

– Не знаю, – коротко отвечает он.

– Как это – не знаешь?

– А вот так.

Выпив кофе одним глотком, возвращает мне крышку.

– Налей еще.

– Мы что, заблудились? – спрашиваю, выдав ему вторую порцию.

– Вроде того.

– А навигатор?

– Давным-давно отмучился. Еще после шестого объезда. И телефон, кстати, тоже. Проверь свой.

– После шестого – чего?

– Объезда, – флегматично повторяет Тома.

Я лезу в карман за телефоном. Экран которого, оказывается, пуст и темен, как небо за окнами. Аккумулятор, что ли, сел? Вообще-то вполне может быть, утром он показывал всего половину, а потом… Ай, неважно. Заряжалка-то с собой. В рюкзаке. А рюкзак в багажнике. Упс! Ладно, потом.

– Разрядился, – говорю я.