О любви я молилась

Мне Дима сказал, что последний раз художественную книгу он прочитал в 9-м классе. Я сглотнула слюну и сказала бодро: «Надо развиваться!» — «Охотно», — коротко и так же бодро ответствовал он мне. Этот ответ меня порадовал и вселил надежду на возможное совместное духовное развитие и духовное будущее (конечно, такое, каким его себе представляла я). Ведь до сих пор, да и в дальнейшем (все время, пока мы жили вместе) у меня не про­падало ощущение, что он видит меня лишь ниже пояса и что, по большому счету, для него не имеет значения, какой я в принципе человек — хороший или плохой, добрый или злой, умный или глупый. В общем, ему все равно, что у меня в душе и в мозгах! Казалось, ему все эти душевные качества по большому счету «пофиг» — принципиального значения для совместного про­живания не имеют! И что ему все равно, какова я с «внутренней», так ска­зать, точки зрения. Притягиваю и устраиваю сексуально — вот и славненько, а больше ничего и не требуется! Важно обладание, а это акт физический, который имеет дело с телом, а не душою. И хотя он сильно заблуждался, об этом заблуждении был не в курсе дела совершенно. Как ему было объяснить, что безмерность его любви определялась безмерностью любви моей — той, что я имела и носила в своей душе. Как было объяснить, что сексуальная притягательность человека всегда связана с устройством его личности, обу­словлена внутренним строем души и что, погружаясь внутрь человека, мы не только получаем сексуальное удовольствие, но прежде всего проникаем в нутро своего сексуального партнера, познаем его суть путем моментальным, сакральным, интуитивным. И сексуальное удовольствие тем выше, чем духов­нее наш сексуальный партнер. Ведь при общении в постели мы получаем на самом деле двойное удовольствие — и половое, и человеческое — духовно­душевное. И если у вас по поводу кого-либо из вашего окружения склады­вается мнение типа «пожалуй, это неординарная личность» или «пожалуй, в ней (в нем) есть изюминка», есть «нечто особенное», то будьте уверены, что и «изюминка», и «неординарное», и «особенное», — все это присутствует и в сексе с этим человеком, ибо половое отношение — это всего лишь одно из наших многообразных отношений, и в нем мы раскрываем себя точно так же, как и в любом другом отношении, проецируя на него нашу личность в целом, все ее сильные и слабые стороны. Чем сильнее и «цветастее» личность, чем глубже в ней проявлено собственное «начало» (то есть, женское в женщине, а мужское в мужчине), тем интереснее и проникновеннее сексуальное отноше­ние с этим человеком. Не потому ли мы так ценим женственность в женщине и мужественность в мужчине и презираем обратное.

Может, это и не повод для подобных воспоминаний, тем не менее, все вышенаписанное для меня выливается, опрокидывается своей изнанкой в дальний прозрачный октябрьский вечер. И в нем — тот самоуверенный холодноватый итальянец. «Я — синьор, — гордо заявлял он мне, — а русские женщины. у нас столько их тут ночью стоит на дорогах.» Ему пришлось изменить свое мнение о русских женщинах — два его прямых «налета» я парировала с ходу, категорически отказавшись углублять наши отношения в гостинице. После этого настал мой черед удивляться — в отличие от русских мужчин, итальянец бросать меня не собирался («ну, не хочешь в постель, можем и так гулять»).

Мы ходили по барам, пабам, танцзалам. Наши отношения, в которых отсутствовали бури, присущие любовной связи, постепенно стали заметно теплее, чем вначале, и в конце концов как-то сдружили и сблизили нас. И хотя я, несведущая в итальянском этикете, то и дело наступала ему на какую-либо «мозоль» своей бестактностью, нам было вместе легко и весело, ибо мы были избавлены от двойного бремени — стараться друг другу нравиться: завлекать, завоевывать, преследовать, удерживать. И переживать из-за этого всего.

В общем, мы могли общаться спокойно и естественно, непринужденно.

Ухаживал он за мною немного свысока, не теряя своего достоинства синьора. Внешняя небрежность и беспечность маскировали отсутствие надежды на большую близость в наших отношениях.

И вот последний вечер накануне моего отъезда на родину, последняя встреча.

Я надела свой лучший наряд, а он повез меня куда-то далеко в какой-то особенный, свой любимый бар на берегу живописного озера. Пили легкие коктейли, кофе. Милый вечер с поволокой печали, с налетом чего-то несбывшегося — вроде и легкие у нас были отношения, а вот нелегко расставаться навсегда, непросто — свидимся ли когда-нибудь!

Разговор то и дело прерывался молчанием — тонкая линия грусти пунк­тирно окаймляла эту встречу.