О любви. Истории и рассказы

– Еще нет, но собираюсь. Такие покупки с налету не делаются. Надо все взвесить, выбрать, обдумать.

– Думай, – отмахнулась Наташа. – А я лучше платье себе куплю новое, у меня день рождения через месяц, и, между прочим, круглая дата. Хочу быть красивой!

– А у меня день рождения через неделю, однако мне это не мешает заботиться о серьезных вещах, – назидательно начал Сэм, но Наташа сморщила нос и взмолилась:

– Кончай эту похоронную тему, пойдем лучше на океан, погуляем, смотри, какая погода хорошая!

На Брайтоновском бордвоке все ходили кругами, как когда-то в городской филармонии во время антракта. Пестрая толпа жевала огромные аппетитно-золотистые пирожки, грызла семечки и лизала стекающее по пальцам мороженое.

Декоративные, почти игрушечные собачки с маленькими разноцветными бантиками на макушке рвали поводки навстречу друг другу.

Около каждого ресторана голоногие официантки с обветренными загорелыми лицами натруженно-охрипшими голосами по-русски и по-украински зазывали обедать и ужинать.

Резвились разнаряженные в бальные платья и маленькие таксидо дети.

Тщательно накрашенные старушки, сидя на скамеечках спиной к океану – задом наперед, чтобы лучше разглядеть гуляющих, придирчиво осматривали туалеты проходящих дам.

Вечерние платья, рваные джинсы, золотые блузки, застиранные футболки, лаковые туфли, старые кроссовки, бриллиантовые серьги и пластмассовые бусы ярким хороводом сходились и расходились только в им одним хорошо известном порядке.

А рядом раскинулся желтый ковер песка, под горластый хор чаек танцевали сине-зеленые волны, океанский ветерок заигрывал с женскими юбками, по-хулигански раздувал тщательно уложенные волосы и щекотал ноздри, заставляя радоваться неизвестно чему.

…На следующей неделе Наташа позвонила Сэму рано утром, перед уходом на работу.

– Поздравляю с днем рождения! – Она лукаво хохотнула. – Хочу спеть специально для тебя. Слушай.

И на мотив хорошо знакомой песни с чувством запела:

Я могла бы тебе в день рождения
Впрок и саван, и гроб подарить,
Но хочу этой ночью весеннею
Лишь о жизни с тобой говорить.
Пусть березки шумят над могилами,
Ты там землю успеешь купить
И, собравшись с последними силами,
Свой остаток сумеешь дожить.
A сегодня со мной, непрактичною,
Лишь о жизни и только любя.
Я желаю здоровья отличного,
Чтоб рассохся тот гроб без тебя!

Сэм давился от смеха, но произнес в своей излюбленной снисходительно-насмешливой манере:

– Спасибо за оригинальное поздравление, однако американки из тебя, увы, не получится.

Наташа и Сэм встречались так часто, что месяц перед днем рождения Наташи пролетел как один день. Утром Наташу разбудил звонок в дверь. Посыльный вручил ей большую красную коробку, украшенную золотыми лентами. В коробке, завернутые в тонкую розовую бумагу, лежали двенадцать белых любимых Наташиных гвоздик. На маленькой открытке было написано: «Happy birthday! With love Sam».

Сэм приехал вечером. Он вошел торжественно-напряженный, со странным выражением на лице, и выглядел так, будто его лихорадило.

– Наташа, – произнес Сэм. – Я люблю тебя и хочу с тобой быть до конца моих дней!

Сэм сунул руку в карман…

«Кольцо!» – замирая от восторга, подумала Наташа, но вместо заветной коробочки Сэм вынул белый конверт.

– Деньги? – разочарованно вздохнула Наташа.

– Лучше! – гордо вытянулся Сэм. – Открой и прочти.

Наташа распечатала конверт. На голубой вощеной бумаге с гербами и печатями сообщалось, что Сэм и Наташа являются владельцами чудесного райского куска земли на самом лучшем кладбище Нью-Йорка.

Оксана Ветловская. Дом с алыми витражами

Во двор заходишь как в огромный шатер. Мимолетная гулкая темень арки – и вот надежный полог солнечной, зеленой, воробьиной тишины уже смыкается за спиной. Сквозной купол листвы и шелковый от тополиного пуха купол неба. Тугим мячиком скачет эхо детских голосов. А ведь – самый центр. Гремящий трамваями проспект, почти сплошная стена многоколонных, нарядных наружных фасадов.

Таких домов больше нигде нет. «Сталинский ампир» – но особая его разновидность. Легче, тоньше. Человечнее. Такие изящные балконы, карнизы, эркеры. Эта застывшая музыка не звучит ни маршем, ни интернационалом.

Дома возводили военнопленные. По большей части – немцы. Замечу сразу: строили – не значит проектировали. У нас, разумеется, бытует миф о гениальном немецком архитекторе. У нас тут вообще много мифов. Якобы под лепниной на фасадах – немецкие кресты. Якобы кровля кинотеатра имеет форму свастики. А дом со звездами якобы сооружали специально для высокопоставленных чиновников.