О любви ко всему живому

Он кончает и, задыхаясь, говорит: «Вот это п…ец, вот это п…ец, вот это да», – и я, гордая, тихо улыбаюсь и думаю, что еще бы не п…ец, со мной-то, а он продолжает: «Мне только что внезапно ТАКОЕ в голову пришло…» И выкладывает очередную теорию мироустройства, а я закрываю глаза и думаю: «Ну какая же сволочь, какой мальчик!» – и продолжаю улыбаться.

Пять утра, а я не могу заснуть, потому что у меня новый мобильный телефон.

Я научила его играть самую лучшую музыку, с барабанами. А завтра мой милый скажет: «Да, да, возьми его», – и я поставлю эту фразу вместо звонка.

Я научила его показывать только красивые лица. Нажимаешь на кнопочку, а там мелькает милый в шляпе, а потом картинка с моим котом, прекраснее которого нет. А потом опять заставка с милым, держится целых тридцать секунд, и видно, какое у него усталое лицо. Ужасно люблю, когда он устает, становится отрешенным и оттого особенно нежным.

Я научила его показывать сердечки, когда звонит мой милый. Завтра он скажет «привет» таинственным тоном, а потом чуть напряженно добавит «приходи». Понятия не имею, почему у него такие интонации по телефону. Я приеду и отведу его в парк, где земля еще мокрая и червяки, наверное, еще не вылезли на солнышко, но птицы уже поют, как умеют. Я сделаю бутерброды, недавно открыла этот рецепт: идешь в супермаркет и просишь нарезать тоненько пармезана и копченой говядины, а потом складываешь их вместе и ешь, без хлеба, конечно. Мы сядем на какое-нибудь поваленное дерево (скорее всего это будет береза), а потом придется отряхивать меня от сырого мха и коры.

Я научила его будить меня сладкой, чуть хрипловатой мелодией вроде песен тридцатых годов. Я открою глаза и подумаю, что милый мой любит Лени Рифеншталь, как чудесно, что у него такой замечательный вкус. В его собственных работах среди воздуха и льда всегда присутствует нежность. Невозможно не распознать, что он любуется, даже если на картинке какая-нибудь гадость. Он умеет почти все и всех удержать на ладони, разглядывая так внимательно, что видит и тень, и отражение, и то измерение, где эта вещь или существо по-настоящему прекрасны. А ты стоишь у него на ладони и чувствуешь себя солнцем, пока он не отведет глаза. И он их никогда не отводит. Даже если посмотрит на что-нибудь другое, это не имеет значения, каждый знает, кто тут солнце. Каждый, на кого он взглянул хотя бы однажды.

Никогда не думала, что самый обычный телефон может сделать меня настолько счастливой.

После оргазма он рывком поднимает меня на ноги и, смеясь, прыгает на кровати. Мы долго пляшем голышом под «Mariachi», и в наших движениях нет ни капли сладострастия, только прыжки и хохот – это после оргазма-то.

После того как мы провели вместе два дня, некоторое время я могу по нему не скучать. Даже приятно побыть дома: читать, пылесосить, есть, разбирать настольные мини-конюшни. Отличный бесконечный день, единственная странность которого в том, что я часа четыре слушала (в наушниках!) одну-единственную песню.

«У меня из земли не растет ничего, я, наверно, вообще не любил никого».[2] У меня, кстати, тоже не растет. Когда я поселилась на первом этаже, близость земли завораживала. Купила себе лопату, тяпку и маленькие грабли, бутылочку удобрений цвета кока-колы и семена белого алисиума. Я вскопала под окном грядку размером с детскую могилку и сделала то, что должна была (с моей точки зрения), – разрыхлила, посадила, удобрила. И до конца лета наблюдала, как среди всеобщего буйства растений моя «делянка» поражает абсолютной пустотой, точь-в-точь выжженная напалмом земля среди обильных джунглей Вьетнама.

«Мне сказали: любовь – отражение слов, мне сказали: слова – это песни ослов». Я совершенно свободна и очень одинока, думала я, выбрасывая сломанные коробки от дисков и бумажки с безымянными телефонами. Что такое любовь, мысленно вопрошала я и делала паузу, которая должна была предварить небесную мудрость… пауза затягивалась… Да ничего! – находился банальный, но жизненный ответ. Иллюзии, страхи, жажда одобрения и немножечко секса. Ничего важнее чистоты помыслов и регулярного питания не существует.

«У тебя есть мечта, у меня ее нет». Я давно не мечтаю о том, что наступит нечто или некто и жизнь моя изменится, я стану востребованной и денег будет вдоволь. Раньше мне казалось, что свобода – это получать все, что хочешь, а сейчас подозреваю, что свобода в том, чтобы не хотеть.