О любви, семье и государстве

Когда говорится, что красота есть истина, имеется в виду, что красота заложена в саму истину. А истина — это и есть объективные законы природы и общества. И понять их можно только умом, и ничем другим. Именно ум познает истину, а через нее красоту. Красота есть явление, т. е. форма истины. Они находятся во взаимоотношениях как форма и содержание. Ум порождает красоту, но постигает ее через созерцание, которое и вызывает у него чувство прекрасного.

Для меня оказалось неожиданным, как точно отразил русский язык взаимосвязь ума, красоты и жизни. В библии на русском языке известный сюжет переводится следующим образом: «Адам познал Еву, жену свою; и она зачала, и родила Каина, и сказала: приобрела я человека от Господа» (Бытие. 4:1). Каким образом Ева «приобрела» человека с помощью Яхве (на англ. языке: «with the aid of Jehovah») не понятно, но здесь важно другое: ум (Адам), познающий красоту (Ева), ведет к рождению человека (жизнь). Отсюда, вне жизни-человека не существует ни ума, ни красоты.

Другая сторона этой же темы: красота уже запрятана в истине (в библии: в ребре Адама, из которой и получилась красота-Ева). На философском же языке в гегелевской терминологии я бы сказал так: истина — это красота-во-вне, а красота — это истина-в-себе. И когда говорят, что что-то — красиво, значит в уме говорящего уже сконструирована идея красоты на основе его знаний окружающего мира. Иначе говоря, чтобы мыслить красоту, надо уже иметь понятие о красоте. Если же некое уродство, явно не соответствующее законам выживания человечества, считается кем-то красивым, это значит, что ум такого человека сформирован на базе искаженных знаний о мире и его можно считать не умным, а безумным, т. е. с ума сошедшим. Мирза-Шафи сказал очень лаконично:

Красу не оценить
Неискушенным глазом.
Алмазы отгранить
Возможно лишь алмазом.

Я думаю, не случайно, в истории живописи только гениальные художники создавали гениально красивых женщин.

По поводу такого рассуждения мне был как-то задан «убийственный» вопрос: гениальный Леонардо да Винчи нарисовал гениальную картину, изображающую Мону Лизу, хотя, дескать, из истории известно, что она была полнейшей дурой. Похоже как бы на рассуждения Цветаевой.

Дело в том, что Леонардо отражал не красоту женщины как личности; он изобразил в портрете девушки свое представление о красоте, подтвердив, что идеальная красота есть всеобщее, т. е. объективное. Любой может выделить красивую женщину, будь она китаянка, немка, русская или американка. У меня под рукой оказалась статья (In search of the FACE), где приведены результаты исследования Дэвида Перрета и Кэйт Мэй (из Шотландского университета С. Эндрю) и японки Сакико Ёсикава (из Университета Отэмон гакуин) о представлениях красоты в Англии и Японии. Исследования показали, что наиболее предпочтительные лица в обеих расах оказались на удивление одинаковыми. Оптимальное лицо означало: высокие скулы, более узкий подбородок, достаточно большие глаза относительно размеров всего лица, укороченное расстояние между носом и верхней губой и между нижней губой и подбородком. Именно такие пропорции были воплощены в леонардовской Моне Лизе, хотя эти пропорции выводились из средних параметров частей лица 60 белых женщин[64].

Если же вернуться к картине Леонардо, то дело не только в пропорциях лица Моны Лизы. Гениальной картину сделали не оптимальные пропорции лица, а улыбка, вдохнувшая в красоту жизнь. И это улыбка самого Леонардо, видящего эту улыбку внутри себя. Пустой красоты не бывает, а мертвая — случается. Любопытно, что картину Леонардо да Винчи воспроизвел современный художник (да и не он один пытался это делать), подставив вместо лица Моны Лизы очень похожее внешне на нее модельное «чудо». Все, как у Леонардо с Лизой, а улыбка получилась пошлая. И вместо идеала красоты получился «идеал» разгульной девицы[65].

Красоту же Гончаровой мы воспринимаем во взаимодействии с гениальным умом. Если в этой красоте не было ни капли ума, значит в действительности она была не красивой или, кто считал ее красивой, были без ума. Есть третий вариант: она была настолько красивой, что превратилась в форму без содержания, это оболочка, обертка, пузырь. Правильные геометрические пропорции человеческого тела без души (кстати, о чем пишет и сама Цветаева) — это промеры, не имеющие отношения к красоте как явлению. И это мертвая или мертвящая красота, уничтожающая человеческий род. В своем экстремальном виде подобная пустота существует и тиражируется в модельном бизнесе. На короткой панели ходят чем-то озабоченные обертки от людей с выставленными промерами. Правда, это уже больше относится к животному миру и бизнесу, купле-продаже биологических существ.

Чувство прекрасного возникает именно потому, что оно неразрывно связано с содержанием, которое в единстве позволяет человеку существовать и развиваться.