О людях и самолётах 2

Тучные годы нашей кафедры, когда только на моем цикле было двадцать преподавателей, а общее количество офицеров превышало полсотни, сменились годами тощими, поэтому в одношереножном строю, представленном к смотру, красовалось двенадцать офицеров, один другого краше. Снабжение вещевым имуществом в те годы печатными словами описать невозможно, магазины военной формы уже позакрывались, последним, не выдержав нагрузки, рухнул Военторг на Калининском, поэтому профессорско-преподавательский состав кафедры красовался в чудовищных обносках, являя собой странное смешение зелёного с синим. Советские погоны, эмблемы, нагрудные знаки и тому подобное причудливо чередовались с российскими, изготовленными, по слухам, артелью Сочинских инвалидов.

На правом фланге возвышался полковник М*. После неудачного лыжного слалома и столкновения с отдельно стоящим деревом ключица М*. срослась неправильно, отчего он при ходьбе загребал правым плечом вперёд и приобрёл привычку совершать в сторону собеседника выпады головой наподобие латиноамериканского кондора. Правда, не шипел.

Полковник М*. стоял в строю в папахе. Вообще-то, форма одежды была ещё летней, но синей фуражки М*. не нашёл, и ему пришлось натянуть папаху, отчего он казался на голову (а на самом деле на папаху) выше окружающих.

Строевой смотр проводил крошечный полковник-пехотинец, который доставал М*. только до орденов. Увидев нашего правофлангового, он надолго задумался, но собрал волю в кулак и заметил:

– А вам, товарищ полковник, не мешало бы подстричься!

– Ну, товарищ полковник… – проныл М*, стягивая папаху. Его голова была абсолютно лысой, незначительный арьергард волос судорожно цеплялся за виски.

– М-да… Ладно, не надо стричься! – отменил своё замечание проверяющий.

М* удовлетворённо натянул папаху, остатки волос на висках, прижатые папахой, жизнерадостно встопорщились.

– Нет, всё-таки подстригитесь! – снова передумал проверяющий и поспешил перейти к следующему в строю.

– Старший преподаватель, подполковник П*! – жизнерадостно представился тот. П* со дня на день ждал приказа о дембеле, на строевой смотр, который ему был глубоко пох, П* явился только потому, что был ещё в списках кафедры.

Проверяющий опустил взгляд и увидел, что П* стоит в гражданских сапожках.

– Что это у вас за обувь, товарищ подполковник? – спросил он.

– Ортопедическая!!! – не затруднился с ответом П*.

Слово «ортопедическая» проверяющий явно не знал…

Начальник кафедры, стоявший за его спиной, поперхнулся и вышел из аудитории.

– Товарищ полковник, старший преподаватель подполковник К*! – рявкнул сосед П*.

К* до прихода на кафедру был отличным лётчиком, летал на всех типах вертолётов и был, в сущности неплохим преподавателем, но имел внешность орангутанга, где-то выкравшего подполковничью форму. Громадная, сизая, похожая на чугунную поковку нижняя челюсть, маленькие глазки, глубоко запрятанные под монолитный лоб, практически квадратная фигура, мощные ручищи… О том, какое впечатление К* производит на неподготовленного человека, он конечно знал, и нередко этим пользовался, умело прикидываясь дегенератом.

– Ногу на носок! – зачем-то скомандовал проверяющий.

К* каким-то особо строевым движением поставил правую ногу на пятку, задрав носок и преданно глядя на «красного».

– На носок, на носок, я сказал!!! – рявкнул тот.

– Есть!!! – в тон ему рявкнул К*, и лихо повернулся через левое плечо, умудрившись удерживать правую ногу пяткой в пол.

– Та-а-ак… – нехорошо протянул проверяющий, что-то записывая в блокнот и переходя к следующему.

А следующим у нас стоял подполковник Ф*. На последней диспансеризации ему поставили диагноз «Ожирение 2-ой степени», поэтому в строю он стоял, затаив дыхание. Китель был ему мал размера на два, сзади расходился, как у кавалериста на лошади, а пуговицы были пришиты на длинных стебельках в самый край борта. Мундир был страшно засален. Однажды на лекции брюки у Ф* подозрительно треснули и он, ощупав себя, до конца занятия перемещался плоско-параллельно, чтобы студенты не увидели огромную дыру на заднице…

– Где ваши награды, товарищ подполковник? – спросил проверяющий.

Ф* забыл перецепить колодку, но горько ответил:

– Родина не удостоила, товарищ полковник!

Пошатываясь, «красный» дошёл до конца строя и решил перейти к осмотру «тревожных» чемоданов. Это его и сгубило.

«Правильный», фибровый чемоданчик был только у меня, остальные пришли кто с чем: с портфелями, спортивными сумками и даже с рюкзаками.

Увидев мой чемодан, проверяющий, как утопающий за соломинку, схватился за него. Чемодан был скомплектован ещё в лейтенантские годы и с тех пор, кажется, не перетряхивался. Покопавшись в чемодане, проверяющий выудил две советские «десятки», когда-то забытые мной.

– Надо же, билят, заначка пропала… – пробормотал я.

Проверяющий продолжал сверять содержимое чемодана с описью, наклеенной на внутренней стороне крышки.

– Свечи… – прочитал он, – где свечи?

– Вот, – я показал на коробочку.

– Это – свечи?!!

– Да, – сухо ответил я, – свечи. Ректальные. Других в доме не было.