О людях и самолётах 2

К исходу третьей недели он перестал путать педали и принял безответственное решение приехать на службу своим ходом. Как ни странно, добрался он без приключений и, гордый, в конце рабочего дня пригласил нас осмотреть своего зелёного коня. Поскольку приехал Гаврилыч отнюдь не на «Порше» и презентации не намечалось, особого интереса народ не проявил, но, всё-таки положенные ритуальные телодвижения вокруг машины были выполнены, и офицеры с чувством выполненного долга потянулись обратно.

И тут Гаврилыч предложил подвезти желающих до метро. Я и ещё два слабоумных согласились.

Для того чтобы выехать на дорогу, нужно было сделать левый поворот через полосу встречного движения. Гаврилыч без происшествий вышел на исходный рубеж и стал ждать, когда тактическая обстановка позволит ему выполнить сложный и ответственный манёвр. Водитель вертел головой, как пилот фанерного По-2, опасающийся атаки «Мессеров», но удачный момент всё не представлялся. Если дорога была свободна слева, то по правой стороне обязательно кто-нибудь ехал; как только освобождалась правая сторона, возникал затор на левой. Наконец, Гаврилыч устал работать дальномером, приняв командирское решение, он нажал на газ и «Москвич» стал входить в вираж. Сразу же выяснилось, что решение было неверным, потому что слева от автобусной остановки отваливал «Икарус», а навстречу ему ехал грузовик. «Икарус», опасаясь, тарана, замигал фарами и трусливо прижался к обочине; водитель грузовика тоже решил не связываться и остановился. Наш «Москвич», распугав все остальные машины, победно окончил эволюцию и двинулся в сторону проспекта Вернадского. Мы вытерли предсмертный пот и уже ощутили себя в недрах прохладного и безопасного метро, как вдруг оказалось, что Гаврилыч забыл перестроиться, и свободу мы могли обрести только на следующей станции.

Вообще Гаврилыч был очень странным водителем: за руль он держался, как за горло классового врага, скорости переключал очень резко и жёстко, отчего наш автомобиль двигался судорожными прыжками, напоминая эпилептического кенгуру.

Мы уже были под самым светофором, когда на нём зажегся жёлтый сигнал. Дисциплинированный Гаврилыч с похвальной реакцией вогнал педаль тормоза до самого полика, и тут мы ощутили, что сзади на нас наползает громадная тень. Я оглянулся. Упираясь в асфальт всеми копытами, с визгом и шипением к нам подползал седельный тягач «Volvo», на трейлере которого раскачивалось что-то вроде экскаватора или автокрана.

Гаврилыч расклинился между рулём и педалями и перестал реагировать на окружающий мир. Хлопнула дверца кабины тягача.

– Ну, Гаврилыч, – сказал кто-то с заднего сидения, – ты хоть голову прикрой…

К нашему «Москвичу» подскочил водитель тягача, ощутимо искря злобой. Он нагнулся к Гаврилычу, набрал полную грудь воздуха и… вдруг увидел, что машина забита военными, а за рулём – полковник.

С гигантским усилием он проглотил ком матерщины, застрявшей в горле, сделал судорожный вдох, и каким-то шипящим, посаженным, но истекающим ядом голосом, произнёс:

– Товарищ полковник, не могли бы вы мне указать причину столь резкого и неожиданного торможения?!!

А теперь Горбатый!

(неудачная командировка)

– Всё плохо! – мрачно сказал шеф, запихивая бумаги в казённый портфель под названием «кожаная голова штурмана». Документов было заметно больше, чем могла вместить средняя штурманская голова, и шеф злился. Мы сидели в преподавательской и терпеливо ждали, когда полковник, доктор технических наук додумается укладывать папки в портфель не горизонтально, а вертикально. Шеф, однако, нашёл другое решение, просто выбросив часть бумаг.

– «Великий и мудрый» сейчас сказал, что ему звонили оттуда – шеф ткнул пальцем в потолочное перекрытие – и предупредили: в командировке – сухой закон!

Мы переглянулись. «Великий и мудрый», то есть начальник нашей конторы, отличался обширными связями в самых высоких штабах. Кроме того, в комплекте с множеством недостатков различной степени тяжести, он обладал одним неоспоримым достоинством: в отношениях с подчинёнными наш начальник был предельно щепетилен и никогда не врал. Если не мог или не хотел говорить правды, то молчал, но уж если что-то говорил, то словам его можно было верить на все сто.

– В общем, в связи с началом антиалкогольной кампании (тут шеф длинно и непечатно выругался) политрабочие спят и видят поймать кого-нибудь на употреблении и публично распять. Начальнику нашему какой-то дружок позвонил и предупредил, чтобы в поезде – ни-ни! Будут ловить и штрафовать. Рассказал, что два полкана из «Первого дома» [49]в поезде коньячку хрюкнули, так их оштрафовали и на билетах поставили штамп «Оштрафован за употребление спиртных напитков»! Осквернённые билеты, они ясное дело, потеряли, а потом ещё объяснялись в строевом отделе. Так что, мужики, трезвость, ети её, теперь норма этой поганой жизни!