Шли годы, рос институт, а с ним росла и военная кафедра, и вот настал момент, когда учебно-методическая группа на законных основаниях могла превратиться в цикл. А ещё один цикл – это ещё одна полковничья должность на кафедре. Документы оформили, приказ о создании цикла получили, встал вопрос о кандидатуре начальника. Простейшим решением было выдернуть из академии им. Фрунзе какого-нибудь дикорастущего комбата, для которого попасть в Москве на полковничью должность вместо ЗабВО было чем-то вроде филиала рая на земле. Круче этого была только должность начальника военной приёмки на шоколадной фабрике, но она, во-первых, была подполковничья, а во-вторых, пехотинцев туда не брали.
Проблема заключалась в том, что наш начальник терпеть не мог пехоту. Хуже пехоты в его представлении была только милиция. Шеф говорил, что если он возьмёт на кафедру «красного», пехотные кадровики наложат лапу на эту должность – шутка ли, папаха в Москве! – а там, где появился хоть один «красный», жди ещё десятерых. В дальнейшем, кстати, жизнь показала, что шеф был глубоко прав: первый же укоренившийся у нас пехотный полковник быстренько организовал под себя новый цикл пехотной РЭБ, но это случилось уже гораздо позже, при новом начальнике.
А тогда шеф решил подыскать начальника для нового цикла из родного вида ВС, и первым оказался списанный правак с Ан-12. Почему его выбрал шеф, неизвестно, но первый начальник общевойскового цикла через пару лет тихо сошёл с ума. Видимо, ранимая психика лётчика не выдержала «красных» наук.
Следующим начальником цикла стал бывший военный переводчик с хинди. Прибыв в Индию после окончания ВИИЯ, он обнаружил, что на хинди там говорит исключительно местный пролетариат, а господа, чьи речи по замыслу командования он должен был переводить, отлично обходятся английским. Мужик он был неплохой, но к армии имел весьма опосредованное отношение, а к преподавательской работе и вовсе был непригоден.
За ним последовал списанный по здоровью инженер по ядерным боевым частям, потом какой-то клубный работник. Вскоре шеф осознал, что, в сущности, цикл уже дотрахался до мышей, и нужно принимать срочные меры.
И вот тогда появился
он. Настоящий авиационный подполковник.Высокий, широкоплечий, подтянутый, с седыми висками и академическим значком, подполковник Н был немедленно назначен на должность и стал первым настоящим начальником общевойскового цикла и настоящим полковником.
Когда шеф смахнул слезы командно-штабного умиления, он обнаружил, что новый полковник человек, мягко говоря, удивительный.
Н. поступил в Суворовское училище, когда туда брали совсем малолеток. Похоже, именно там система военного воспитания дала первый сбой. Бывает, что заготовка на конвейерной ленте встаёт как-то не так, но бездушные станки продолжают её сверлить, фрезеровать, поворачивать, наносить покрытия, хотя деталь давно испорчена…
После «кадетки» Н. окончил лётное училище и остался в нем инструктором, но в результате неудачного прыжка с парашютом повредил позвоночник и был вынужден уйти с лётной работы на должность преподавателя тактики ВВС. Новый преподаватель вскоре проявил себя во всей красе и от него постарались избавиться хорошо отработанным финтом, направив в академию.
Между прочим, на «отвальной» в гараже по случаю отъезда в академию принципиально не употребляющий спиртного Н. жестоко отравился консервами и попал в госпиталь, тогда как остальные, запивавшие консервы спиртом, ни малейшего недомогания в себе не ощутили.
После академии Н. где-то болтался, дослужился до подполковника и на нашу кафедру прибыл, как тогда говорили, «за папахой». К этому времени все странности Н. расцвели, как чайная роза, распространяющая вокруг себя одуряющие эманации.
Н. отличался чрезвычайной скупостью, занашивая бог знает когда выданную форму до полной непригодности, в столовую не ходил, а приносил с собой какие-то подозрительные по виду и запаху продукты, а в качестве крема для бритья (это я узнал позже) использовал хозяйственное мыло.
Н. втайне мечтал о карьере полководца, для чего скупал и изучал все военные мемуары, которые только мог достать. В годы перестройки, когда стало известно, что изрядная часть этих мемуаров – плод коллективного разума института военной истории МО СССР, а сами «авторы» зачастую свои труды и не читали, Н. пошатнулся. Он сложил мемуары на детские санки и отвёз в приёмный пункт макулатуры. Мемуаров хватило на первые два тома знаменитой трилогии Дюма о гугенотских войнах. На третий том Н. набирал макулатуру на кафедре, с крысиным упорством таская домой студенческие рефераты и черновики лекций.
Н. читал «Основы тактики ВВС» и нёс такую пургу, что студенты составляли списки афоризмов этого военно-воздушного Козьмы Пруткова, записывая их на последних страницах секретных рабочих тетрадей и на домашних страницах в Инете. Потом какой-то добрый человек положил распечатку одной такой страницы на стол ректора.