О людях и зверях

Несколько раз забегали дежурные по отделу переподготовки, просили открыть оружейную комнату. Нужно было всего лишь щелкнуть тумблером на соответствующей панели. Задача не из легких, если ты туповат. Но я справился.

Помимо несущих службу, в дежурке объявился Осинов, затмевая дверной проем. Как нетленный образ лишних калорий, он держал в руках два пакета с продуктами и был спокойный как слон, разве что сильно жмурился от света лампочки.

– О, здравия желаю, товарищ лейтенант.

– Доброго вечера, – я оторвался от экрана: как раз вбивал имена заступающих в список, необходимый для командира на завтрашний день.

– Вы сегодня заступили?.. А, ну да. Глупый вопрос.

– Вы что-то хотели, Осинов?

Мне нравился этот курсант. Невзирая на язвительные насмешки, слишком лишний вес и детское – прямо как у неваляшки – лицо, Осинов оставался уравновешенным человеком, возможно даже довольным жизнью. В его глазах читалось спокойствие по отношению к вещам, которые он не мог изменить. Чем-то он смахивал на Сэма с "Игры престолов", правда, сезона с четвертого, не раньше.

– Да нет. С увольнения пришел. – Осинов приподнял пакеты, демонстрируя правдивость своих слов. – Хотите булочку? С повидлом!

– Честно, с уст почти тридцатилетнего мужчины это звучит странновато. Но давай.

– Ааа… – Осинов не шевельнулся.

– Что?

– Мне двадцать три.

– Ой… – только и смог из себя выдавить. – По тебе не скажешь. Выглядишь намного старше. Да и не девушка, чтоб обижаться на счет возраста.

– Да ладно, – Осинов махнул короткой мясистой рукой, однако в дежурку не вошел, с опаской, как мне показалось, покосившись на верхние углы стен.

– Камер здесь нету?

И правда – я как-то не подумал о камерах. Если следить за всем, то почему бы не следить за дежурным тоже?

– Чтобы я сам за собой смотрел? – хмыкнул я.

Осинов насторожено ступил в комнату, сильно прищурившись. Видно, свет хорошенько ему мешал.

– У нас на отделе камеры стоят. Чтобы начальник мог следить за работой персонала. Вот… – он положил на стол две булки. – К чаю – в самый раз. Это мои любимые.

– Спасибо, Осинов. Слушайте, как вас зовут? А то здесь всё фамилии да фамилии…

– Степан я. Степа. И ко мне можно на ты, если вы не против.

– Очень приятно, Степан. Я Кирилл. И ко мне тоже можно на ты.

Мы пожали руки.

– Нее, я так не могу, товарищ лейтенант. Как вас по отчеству?

– Андреевич.

– Тогда легкой вам службы, Кирилл Андреевич. Разрешите идти?

– Издеваешься, да? Формальностями своими… Беги, я тебя запишу. Вернее, не беги, а то… С тобой все в порядке? Ты бледный как разжалованный полковник.

Осинов недоуменно уставился на меня; вздохнул тяжело, пытаясь понять, от чего ж стало плохо. Глянул вниз.

– О, так и не отпустил! – сказал он пакетам. – Тяжело немного держать.

– А, ну тогда я тебя больше не задерживаю. Хорошего вечера.

– И вам! – улыбнулся Степан, развернулся и, довольный, зашагал к спальному помещению, шурша пакетами.

– Добрый человек, – сказал я в пустоту.

Таких сейчас немного, тем более в армии. В основном, все нацелены на собственное благополучие любой ценой и, желательно, самым коротким, легким и доступным путем. Нагрести как можно больше, пока доильня открытая, и радоваться тому, что удалось оттяпать кусок пирога якобы побольше, неважно чей он и кто этого куска лишился. Ведь на халяву все падкие, ведь деньги с воздуха не берутся – это общеизвестный факт. А если вдруг и берутся, то почему воспользоваться таким шансом – грех? Это коррупция? Нет: наш человек отбирает свое, украденное у него соотечетвенником. О какой помощи может идти речь, если сосед колесит по миру и обкатывает европейские дороги новеньким Мерседесом, в то время как бедный недооцененный прапорщик, который и прапор в руке никогда не держал, хочет тоже немного пожить красиво, даже если он палец об палец не ударил и не собирается? Таков уж принцип современного украинца: если на соседнем огороде растет груша, а ветви свисают на твою сторону – тебе повезло. Можешь спокойно жрать чужие "свои" груши и ждать многочисленных судебных разбирательств. Кайдашевая семья размером с целую страну жадно отрывает от общей груши что угодно: ветви, листья, корни, а если плод попадется – вообще прекрасно. Лишь бы семье досталось. Остальные пусть гниют. Вот такие мы патриоты нашей страны. Гордо стоящие по вторникам на плацу с рукой на сердце и гимном на устах; смотрим на развевающийся на ветру желто-синий флаг, который держит нашу честь за яйца, и в случае пожара или иной катастрофы орет: спасайте меня и флаг части! Сперва мы! Люди потом! Так решил статут!