О, Мари!

Вокруг было тихо и темно. Казалось, будто я здесь впервые. У Мари горел свет, все в той же дальней комнате. «Интересно, это комната Мари? Может, подойти ближе? Что если она увидит и позовет меня к себе?.. А вдруг ее родители увидят меня здесь и подумают, что я маньяк? Девушку знаю меньше месяца, всего два-три раза провожал до дома, а сейчас, в два часа ночи, с топором за поясом кружусь вокруг ее дома… Да, Давид, что-то с тобой не так… и кто здесь говорит о любви? Ну, красивая, и что с того? Мы даже ни разу не целовались. Надо идти домой. Вдруг родители проснутся, увидят, что меня нет, шум поднимут. Да еще топать прилично до магистральной улицы. Пожалуй, оставлю где-нибудь здесь топор, завтра заберу, а то неровен час наряд милиции остановит: «Чего это молодой человек ходит в такое время один, да еще и с топором за поясом?» Вернулся к дому Мари и тихо опустил топор в заросли за забором.

«А как я его возьму завтра? Это же на их территории, вот незадача… Ладно, брошу его здесь, куплю новый, авось мама не заметит».

В четвертом часу я добрался до дома, на цыпочках прошел к себе, бесшумно разделся и залез под одеяло. Проснулся брат – мы спали в одной комнате.

– Ты почему так поздно? Что, девушку завел, спишь с ней?

– Давай дрыхни, не твое дело! Зеленый еще обсуждать такие вопросы.

В восемь тридцать утра я уже был в университете. На перемене спросил у дежурных, не появлялась ли Мари.

– Нет, что-то ее не было… Говорят, вы из-за нее хорошую мясорубку вчера устроили? Вот здорово! А почему нас не взяли?

– В следующий раз, ребята. Если она придет, дайте мне знать, надо сказать ей одну вещь…

После занятий стоял у входа, как будто дежурю, но Мари так и не увидел. Поднялся наверх. Было очень неловко под многозначительными взглядами и ухмылками девушек искать Мари или спрашивать, где она. До всех, по-видимому, дошел слух, что между нами что-то есть.

– Давид, твоя подруга в библиотеке, – сказала с ехидной улыбкой Иветта, знакомая, которой я раньше симпатизировал.

Вошел в зал. Мари сидела у окна и с отрешенным видом листала книгу. Я подошел к полке, тоже взял какую-то книгу и сел рядом с девушкой. Заметил, как вспыхнуло ее лицо, как задрожала рука, листавшая страницы… Несколько минут мы сидели, не говоря ни слова.

– Я не думала, что ты такой жестокий, – нарушила молчание Мари. – Как зверски ты и твои друзья-юристы избивали этих ребят! А если бы кто-то умер? Ты хоть поинтересовался, что с этим несчастным? Вдруг вы сделали его калекой, вдруг он вообще не выживет? Я звонила в больницу… он пришел в себя.

– Не беспокойся, такие выживают. А может, он тебе небезразличен? Ты что, влюблена в него?

– У меня нет настроения отвечать на твои дурацкие шутки. Если ты можешь так обращаться с человеком, пусть даже омерзительным хулиганом, значит, и к другим способен так отнестись. Радуйся, весь университет знает о вчерашнем. Ты уже отважный герой, готовый заступиться за девушку, все только об этом и говорят. Твои дружки так хвастаются, как будто победили полчища грозных врагов, а не кучку молодых хулиганов. Завтрашние прокуроры и судьи с остервенением избивали жалких, беззащитных юнцов! Ты думаешь, они после этого сделают выводы? Да они будут ненавидеть всех и так же жестоко бить слабых!

– Ну и неблагодарная же ты, Мари! Я так беспокоился за тебя, а ты меня чуть ли не ненавидишь! Вот спасибо, гуманистка, защитница хулиганов!

– И что я должна сказать? Спасибо, мой герой, я тебе очень признательна, обещаю любить тебя вечно, увези меня на белом коне?..

– Да ты просто великая поэтесса, Мари! Как красиво у тебя получается! А главное – оригинально! «Увези меня на белом коне» – просто шедевр! Нигде еще не встречал такой фразы… Браво! Я впечатлен.

Однако видно было, что Мари глубоко переживает и не обращает внимания на мои подколки.

– Давид, я тоже не спала. Мы с мамой сидели у окна, видели, как ты подъехал и долго крутился вокруг дома. Мама хотела выйти и позвать тебя, я не позволила. Потом ты уехал, через два-три часа опять пришел. Я уже сидела одна, чувствовала, что ты придешь. Хотела окликнуть тебя, но удержалась, поняла, что произойдет непоправимое. В глубине души я, конечно, благодарна тебе, но… все было очень жестоко и не по-человечески.

– Мари… так получается, ты… в общем… Ты, как будто, не совсем равнодушна ко мне?

– Мне это все не нравится, Давид. У нас разные жизни. Ты в своей стране, все здесь для тебя естественно. Подумаешь – избили человека до полусмерти! Да, подлого и отвратительного, но это для тебя и твоих друзей обычное явление. Умрет – кому какое дело? А я тут не чувствую себя своей, многое мне чуждо. Как же мне жалко родителей! Мама плачет по ночам, тоскует по родине, по своим родителям, брату и сестре, парижскому хлебу, парижским улицам… Папа чувствует себя виноватым за то, что привез нас сюда. В общем, жизнь у нас тут не сложилась. Я бы и рада быть как все, но не получается. Должно быть, внутренне я другая…

– Мари… – я не знал, что сказать. – Мари, пойдем, сходим куда-нибудь? В кино или в кафе…