О, Мари!

– Пожалуйста, Варужан, достань для меня билет, я хочу вернуться домой вместе с Терезой, – глухо произнесла Мари.

– Мари, не утруждай Варужана, – перебил ее я. – Если необходимо, я сам достану билет. Спокойной ночи, Варужан.

– А ты не пойдешь отдыхать к себе в номер? – спросил химик.

– Я посмотрю телевизор здесь.

Включил телевизор, но не мог сосредоточиться. Мари, отвернувшись к стене, тихо плакала. Я смотрел на такую знакомую фигурку, на вздрагивающие плечи, и на сердце у меня скребли кошки. Несколько раз я готов был вскочить и закричать: «Не плачь! Уеду с тобой, хоть на Аляску, хоть в Антарктиду», – но сдерживал себя. Примерно через час встал, принес из ванной полотенце, утер покрасневшее от слез лицо любимой, укрыл ее одеялом, погладил по светлым волосам и вышел из комнаты, не говоря ни слова.

Я долго ходил вокруг гостиницы по заснеженным московским улицам. Страшная тяжесть лежала на душе, ощущение чего-то непоправимого не оставляло меня. Внутренний голос подсказывал, что сейчас решается моя судьба и судьба Мари.

Глава 15

Через несколько дней сестры улетели домой. С ними был и Варужан, поэтому я не поехал в аэропорт провожать их. Мои попытки заплатить за авиабилеты Мари мягко, но решительно отвергла: «Ты, Давид, еще долго будешь здесь, тебе деньги нужны больше». Все эти дни мы общались, говорили о пустяках, но к прежнему разговору не возвращались. Думаю, каждый из нас решил тогда для себя, что другой должен будет уступить, пойти навстречу, что возможен какой-то компромисс.

Я мысленно спорил с Мари, считал ее позицию несправедливой. Как это так? Я мужчина, но она хочет принимать решения не только за себя, но и за меня, не хочет жить отдельно от своей семьи, а меня принуждает оставить родителей и уехать в неизвестность. А думала ли она о моих интересах, о моих амбициях? Если у меня в другой стране ничего не получится, я превращусь в жалкого, беспомощного, полностью зависящего от нее и от ее семьи нахлебника. Да она перестанет меня не только любить, но и уважать! Кому нужен неработающий, не зарабатывающий, косноязычный (это еще в лучшем случае) мужчина, клянчащий у жены деньги на карманные расходы или на международные телефонные разговоры с родителями, которых он бросил ради «великой любви»? Да, я действительно люблю Мари, люблю, может, даже больше жизни… Нет, неправда. Жизнь мне нужна, чтобы любить ее, иначе она достанется другому. А кроме того, любовь и долг – это два великих чувства, данных природой человеку. Любовь прекрасна, но себялюбия и стремления к удовольствию в ней больше, чем в чувстве долга. Я не должен любить женщину такой ценой, даже Мари, но я должен любить моих родителей, которые дали мне жизнь и вырастили меня, не жалея сил и времени. Если я не выполню долга перед родителями, то не смогу чувствовать себя полноценным человеком, достойным уважения и любви. Да такого человека и Мари не сможет любить – будет просто жалеть.

Боже, какие душевные муки выпали на мою долю! Если бы я родился не армянином, не в Советском Союзе, такой проблемы у меня бы не было. Как жаль, что я армянин, – был бы англичанином или французом, не пришлось бы учить эти языки… Счастливые страны, счастливые люди. Но мои родители именно те, кто они есть – представители этой нации с трудной судьбой. Я их люблю, боготворю. Значит, любя их, я люблю и свой народ, и страну, где я родился. Нет, просьба Мари невыполнима. Она никоим образом не вписывается в мое понимание долга и морали. Предположим такой сценарий: я вдруг оказался за границей и разочаровался. Что я сделаю? В один прекрасный день скажу: «Собери чемоданы, возвращаемся домой»? А она ответит: «Мужчина, а есть ли у вас деньги на обратный билет? Нет? Вот когда заработаете, тогда и подумаем, как поступить». От таких мыслей мне стало жалко самого себя. А потом – даже смешно, когда я представил, как униженно прошу денег на авиабилет. Какие романтические отношения у нас были, а сейчас, к сожалению, проза жизни берет верх. Но ничто не может поколебать моего решения. И если Мари убедится, что я твердо стою на своем, она в конце концов уступит. А если нет?

* * *

После отъезда Мари с Терезой жизнь в Москве потеряла для меня свои краски, потускнела, стала какой-то серой и будничной. Я исправно проходил стажировку, за две недели упорной работы в библиотеке закончил дипломную работу. Кажется, получилось хорошо. Аркадий Венедиктович не особо вмешивался в наши дела, и на стажировке мы с Иваном и Марком были в основном заняты чтением криминальной литературы, болтали с Любой и ее подругами, ходили обедать в столовую. Пару раз побывали в гостях у Марка, пили чай, говорили о том о сем. Родители Марка и его сестра Фаина оказались людьми живыми, импульсивными, с разносторонними интересами.