О массовых празднествах, эстраде, цирке

Многие говорят, что смех, который можно вызвать трюком, смешным положением, вытекающим из механических ошибок, физиологически чрезвычайно полезен, что сам по себе такой смех – хорошая гимнастика. Может быть, и так, но мы можем вызывать смех и более разумными способами.

Буржуазные авторы часто соскальзывают на чисто развлекательное искусство, и это служит известную службу буржуазии, отвлекая оппозиционные общественные формы от серьезных социальных вопросов. Наше искусство должно давать глубокое пролетарское содержание и быть таким развлечением, которое одновременно с отдыхом после работы было бы и актом воспитания. Такие пьесы, где смех вызывается глупыми эффектами, приключениями, построены только на нападении, на дурацких выходках, – у нас вредны.

Но значит ли это, что мы должны совсем отказаться от нейтрального смеха, от таких смешных моментов, которые могут немного взбудоражить человека, не задевая его более или менее глубоко? Я думаю, что нет. От такта авторов, режиссеров и актеров зависит, будет ли смешной трюк смешным и уместным. Когда Бобчинский падает и получает нашлепку на нос, публика смеется. Критика раньше от этого приходила в ужас: что такое – на сцене императорского театра высмеивается человек, который упал и получил нашлепку на нос! Но в «Ревизоре» это дает общее представление о торопливости спотыкающихся людишек – Бобчинского и Добчинского, и эпизод с падением возбуждает смех, который попадает на свое место. При известном такте можно пользоваться подобными трюками и в комедии и в сатире.

У карикатуристов европейского пролетариата преобладает смех горький, полный негодования (Гросс, Отто Дике и др.). Когда наши карикатуристы стали им подражать, то им правильно указывали, что наш пролетариат не находится в положении знающего своего превосходство, но еще угнетенного класса. Наш пролетариат – вождь-диктатор, мы сами смотрим на буржуазию сверху вниз, и у нас, у пролетариата, сознающего свою торжественную силу, смех иной, чем у наших зарубежных братьев. Если в советском искусстве найдет себе место смех очень легкий, шутка, балагурство, никакой беды от этого не будет – разумеется, если шутка и балагурство не будут вытеснять идейное содержание, а служить ему. У злого старика Джонатана Свифта каждый образ имеет свое социальное содержание и соответственно этому и свой особый прием. И часто смех сводится к простому подтруниванию, к юмору по поводу внешне смешного эпизода, не снижая этим сатирической напряженности произведения в целом.

<…> Вообще с точки зрения выработки наших творческих методов и приемов мы должны иметь в виду какое-то разнообразие. Каждый должен брать себе задание по плечу и по способностям, но пролетарское искусство в целом может пользоваться всем арсеналом художественно-изобразительных средств.

Мы не имеем сейчас права ограничивать наших художников в выборе приемов. Задача заключается в том, чтобы идея наша, никогда не бывалая в мире программа нашей партии и класса, никогда не бывалое в мире строительство оплодотворялись и освещались всеми художественными методами, которые окажутся в соответствии с замеченной частной задачей.

И чем больше мы будем пользоваться разнообразными приемами и экспериментировать, тем лучше.

1931 г.

Карикатура *

I

<…> Революция смела. Она любит новизну, она любит яркость. Традиция сама по себе не опутывает ее, как опутывает театральных людей старой веры, и поэтому она охотно принимает те расширения реализма, которые, в сущности, вполне лежат в ее области. Она может принять фантастическую гиперболу, карикатуру, всевозможные деформации, если эти деформации не преследуют какой-нибудь, в сущности говоря, никем еще не объясненной мнимой цели, которую ставил себе футуризм. Если для эффектного выявления известной социальной черты необходимо изобразить ее совершенно непохожей на ее реальное проявление, но так, что искаженный и карикатурный образ вскрывает как раз то, что, скажем, скрыто за ее внешним благообразием и безразличностью, то это прием, конечно, глубоко реалистический.

1926 г.

II

<…> Очень важны для нас формы отрицательного реализма, которые могут переходить в любую степень внешнего неправдоподобия при условии громадной внутренней реалистической верности. Карикатурой, сатирой, сарказмом мы должны бить врага, дезорганизовать его, унизить, если можем, в его собственных и, во всяком случае, в наших глазах, развенчать его святыню, показать, как он смешон.

<…> В этой борьбе смехом мы имеем право изображать врага карикатурно. Ведь никто не удивляется, когда Ефимов или кто-нибудь другой из карикатуристов ставит Макдональда в самые неожиданные положения, в которых тот в действительности никогда не был. Мы очень хорошо знаем, что это большая правда, чем лучшая фотография Макдональда, потому что этим искусственным положением, неправдоподобным положением карикатура выясняет внутреннюю правду ярче и острее, чем какой бы то ни было другой прием.

1933 г.

Агитискусство и проблемы «легких жанров»