О Михаиле Кедрове

Я сел писать то, что рекомендовал отец, и сразу стал в тупик: с чего начать? Никакого плана у меня в голове не было и в помине. То мне казалось, что надо начать с капиталистической эксплуатации, от которой потом перейти к борьбе пролетариата против капитализма и к пролетарской революции, то с мировой войны и уже от нее к революции, то вести изложение в описательно-историческом плане, излагая последовательно то, как я сам шаг за шагом, читая работы Ленина, проникал в суть событий. Так и не решив для себя этого вопроса, я принялся излагать свои мысли в таком порядке, в каком они мне приходили в голову в данный момент. Исписал я целую тетрадку, и получился, разумеется, детский лепет с некоторой претензией на научность, главным образом в части терминологии. Как жаль, что этот первый в жизни мой опус, написанный на теоретическую тему, но сохранился. Как бы интересно было прочесть его сегодня.

Свое «сочинение» я дал прочесть отцу. Ознакомившись с ним, он сказал: «Для первого раза получилось ничего, но тебе надо обязательно учиться». С мыслью, что мне надо учиться, я вернулся в Москву вместе с отцом…

В конце апреля 1921 г. отец отправился на Южный Каспий с целью организации добычи рыбы на Каспийском море, включая северное побережье Персии (Ирана), где Советская Россия арендовала рыбные промыслы. Одновременно в качестве полномочного представителя ОГПУ отец должен был проверить работу этих органов по пути следования и в Баку, по месту своего нахождения. Я поехал и на этот раз с ним, и это была моя последняя поездка вместе с отцом. Мы выехали из Москвы 21 апреля, по дороге ненадолго останавливались в Харькове, Ростове-на-Дону и в других городах. Основной базой для нас стал Баку, где отец создал управление рыбных промыслов Южного Каспия. Меня он отправил в качестве информатора в персидский город Энзели (Пехлеви), где был центр рыбных промыслов, находившихся раньше в руках русского миллионера Лианозова. Там я пробыл месяца три. Организовал на промыслах партийную ячейку, которая установила контакт с городским партийным комитетом в Энзели.

Откликаясь на призывы помочь голодающим Поволжья, мы на промыслах провели отчисления натурой (рисом) и отправили телеграмму в Москву, в «Правду» Марии Ильиничне, за моей подписью и за подписью председателя профсоюза рабочих промыслов. В одном из летних номеров «Правды» за 1921 г. наша телеграмма была опубликована.

Примерно в начале сентября 1921 г. отец отозвал меня из Персии в Баку, и я стал работать в его управлении. Одновременно он и И. Ф. Тубала проверяли работу АзГПУ (по-старому Азчека — Азербайджанская чрезвычайная комиссия) и обнаружили в ней серьезные ошибки и недостатки. При этом один из руководителей АзГПУ был признан главным виновником этих недостатков и был квалифицирован как не вызывающий политического доверия.

Меня отец использовал иногда как своего секретаря, который под диктовку пишет протоколы и письма. Такие записи велись в особых личных тетрадках отца (под копирку). Они так и назывались тогда и потом коротко — «тетрадками». Помню, что я под диктовку отца написал длинное письмо о политическом положении в Северной Персии, где орудовали сразу несколько «ханов», которые придерживались различной внешнеполитической ориентации: одни — английской, другие — русской, третьи — независимой.

Точно так же мне было продиктовано письмо на имя Ф. Э. Дзержинского о положении в АзГПУ.

В ноябре 1921 г. я отвез это письмо в Москву и передал его в ОГПУ для Дзержинского. Было у меня также письмо от отца к Ленину, но о его содержании я ничего не знал. Я его передал в секретариат Ленина…

Кедров Б. М.

Запечатленный образ Ленина.

М., 1986. с. 8—19, 25–37, 49–76, 131–162, 210–212

Сергей Белов . СЕЙТЕ РАЗУМНОЕ, ДОБРОЕ, ВЕЧНОЕ

«Нет ничего лучше Невского проспекта, по крайней мере в Петербурге; для него он составляет все. Чем не блестит эта улица — красавица нашей столицы! Я знаю, что ни один из бледных и чиновных ее жителей не променяет на все блага Невского проспекта. Не только кто имеет 25 лет от роду, прекрасные усы и удивительно сшитый сюртук, но даже тот, у кого на подбородке выскакивают белые волоса и голова гладка, как серебряное блюдо, и тот в восторге от Невского проспекта… Едва только взойдешь на Невский проспект, как уже пахнет одним гуляньем. Хотя бы имел какое-нибудь нужное, необходимое дело, но, взошедши на него, верно, позабудешь о всяком деле. Здесь единственное место, где показываются люди не по необходимости, куда не загнала их надобность и меркантильный интерес, объемлющий весь Петербург».

Ах, как писал Николай Васильевич Гоголь! Еще с гимназии запомнились эти слова, — Кедров обладал феноменальной памятью. Он родился в Москве, но действительно «не променял бы на все блага Невского проспекта». Для него проспект тоже «составляет все», он спешит в дом № 110 по Невскому, и нет для него сейчас ничего важнее этого дома и этого проспекта.