О мировой революции, нашей стране, культуре и прочем

"Это (т.-е. европейская неразбериха. Н. Б.) понятно, потому что война была действительно ужасная, на редкость истребительная. Затем перетасовка народов и государств произошла чрезвычайная... Конечно, невозможно скоро привести в спокойствие так раскаченное равновесие".

Этот ответ поистине великолепен. И в нем опять сквозит то же "беспристрастие"

академика Павлова, которое является по сути дела подсознательным пристрастием к буржуазному режиму.

В самом деле. Да будет и нам разрешено спросить у проф. Павлова о сроках. В какие же сроки следует ожидать "приведения в спокойствие так раскаченного равновесия"? Пожалуй, "можно", - говоря словами проф. Павлова, - "верить всю жизнь и умереть с этой верой". Не правда ли? И позвольте переадресовать Вам еще один пикантный вопрос: "Должны быть осязательные признаки, что это имеет шансы быть, но где же эти признаки?".

На все эти вопросы у проф. Павлова нет и не может быть ответа. Ибо факты против него. Ибо у нас равновесие создается, а у "них" еще более "раскачивается".

Умереть с верой в прочность капитализма проф. Павлов может, но мы бы от всей души не пожелали ему такой веры: слабое утешение для такого сильного ума.

У старого мира нет будущего. У него нет поэтому никакой великой об'единяющей идеи, которая бы сплачивала людей, цементировала их отношения. Параллельно с хозяйственно-политической наклонной, упадочной, линией бежит и линия идеологического распада. Шпенглеры, Кайзерлинги, теософы, восточные мудрецы, гадалки, негритянские танцоры, курильщики опиума, святые пророки, утонченные эротоманы, отвратительные скептики, Штейнеры, Андреи Белые, кликуши обоего пола, заумники всех мастей - вот герои современного капитализма.

Передо мною интереснейшее исследование немецкого профессора Frobenius'a - "Das unbekannte Afrika". В этой работе почтенный профессор хватается за негров и старинную культуру их, как за последний якорь спасения. "Страсть к далекому"

(Sehnsucht nach Fernem), к "наивному и нетронутому", "бегство из атмосферы пота и машины"*15 - двигают его на научные подвиги. В Африке его удивляет прежде всего тупой консерватизм отношений: "Welches gewaltige Beharrungsvermogen!"*16.

"Монументальный покой" - вот идеал. Африка, видите ли, спасет мир! Раньше, до войны, кричали в воинственном азарте:

Nach Afrika! Nach Kamerun!

Теперь хватаются, несчастные и жалкие, за допотопные реликвии, чтобы приобщиться к истоку жизни. Но чудес не бывает. Трупы не оживут. Зато рабочий класс продолжит дело культуры и цивилизации. Он не боится ни запаха пота, ни шума машин. И твердой рукой он будет делать свое всемирно-историческое дело.

4. Об'ективное значение революции и второй тупик мысли профессора Павлова.

Академик Павлов великодушен: он готов сделать нам "уступку" и признать, что, по крайней мере, наша-то революция есть факт (да благословят его боги г-на Бердяева!). Но - думает наш профессор - ведь, по случаю этого факта не "осанну", а, пожалуй, "караул!" кричать надо.

"Затем, - пишет он, - если бы в элементах нашей революции было бы что-нибудь такое, что могло бы пособить, это другое дело. Вот вы несчастны, а мы очень счастливы, мы поможем вам, как выйти из этого затруднительного положения. Но этого ничего нет".

Теперь эта "злая" (в ковычках) ирония проф. Павлова над нами уже превратилась в злую (без ковычек) иронию проф. Павлова над проф. Павловым. Ибо, когда, например, коллеги нашего оппонента на с'езде ученых постановляют оказать помощь ученым Германии, когда то же делают наши профсоюзы, то за этими, сравнительно мелкими, фактами на самом деле скрывается целый принципиальный переворот, опрокидывающий целиком Павловские построения. Мы далеко еще не "счастливы", а вот жиры германским ученым посылаем, хлеб рурским рабочим посылаем, вообще налаживаем экспорт в Германию, а своей вооруженной мощью (одним фактом ее существования) удерживаем кое-кого от окончательного раздела Германии. Что же, все это не факты и не действительность, которую так любит (как "категорию")

проф. Павлов? И если проф. Павлов любит действительность (критерий истины) не платонической любовью, die keine Kinder produziert (ибо платоническая любовь чрезвычайно мало подходит к стилю физиолога-экспериментатора), то не пора ли сделать кое-какие практические выводы?

Необходимо, прежде всего, осмыслить вышеприведенные факты.

Основной вывод, который нужно сделать, это - тот вывод, что большевистская революция спасла страну от разгрома и превращения в колонию.

Понимает ли проф. Павлов, что кроме пролетариата и его партии в России не было силы, которая могла бы вывести ее из империалистской войны и уберечь ее от настоящего разгрома и разложения? Пробовал ли он хоть примерно подсчитать, что стоили России одни проценты по государственному долгу? Читал ли проф. Павлов, как хозяйничали японцы, англичане, французы и проч. на территориях, занятых в свое время белыми? И так далее и тому подобное.