О мировой революции, нашей стране, культуре и прочем

"Моя жизнь, - говорит он, - проходит чрезвычайно просто: я знаю свою квартиру, свою лабораторию, абсолютно никого и ничего не вижу, следовательно, жизни в целом у меня нет. По теперешним газетам понятие о жизни едва ли можно (составить. Н. Б.): они слишком пристрастны, и я их не читаю".

И проф. Павлов поэтому читает наши книжки, а затем их "беспристрастно"

критикует.

Посмотрим "в корень". Проф. Павлов "теперешних" газет не читает, ибо они пристрастны. Но раньше проф. Павлов газеты (не "теперешние"), конечно, читал.

Следовательно, он их читал потому, что они были, в общем, беспристрастны или - скажем лучше и осторожнее - гораздо менее пристрастны, чем "теперешние". Это вытекает с неумолимой логикой из заявления проф. Павлова о методах его ознакомления с общественной жизнью.

Мы спросим теперь проф. Павлова: неужели прежние газеты, которые во время войны писали о ее целях, были беспристрастны? Неужели те Гауризанкары лжи о свободе, цивилизации, самоопределении малых наций, о кресте св. Софии и проч. и проч., которыми были наполнены "прежние газеты", представляются Павлову даже теперь, даже в свете после Версальского "мира" - святой и беспристрастной истиной? Или это - такая действительность, которую можно обмануть?

Быть может, однако, газеты после февральской революции были беспристрастны?

Тогда, когда они Ленина об'являли германским шпионом? Тогда, когда они воспевали Корнилова?

Ведь нужно же договориться проф. Павлову до конца, чтобы быть честным с самим собой, чтобы осознать действительность. Он "беспристрастно" не видит "пристрастия" буржуазных газет к буржуазии, но зато ему в высшей степени претит "пристрастие" "теперешних" газет к рабочему классу. Так стоит в действительности вопрос, а не как-нибудь иначе.

Но если у проф. Павлова есть этакое "беспристрастие" по отношению к нашим газетам, то у него должно быть примерно такое же отношение и к нашим книжкам или брошюрам. Только непоследовательностью мысли можно об'яснить себе "методологию"

усилий проф. Павлова подойти к решению общественных проблем, когда он не читает газет, но читает доклады тех людей, которые этими газетами руководят. Ясно, что "ложная апперцепция" здесь заранее дана.

Характерно то, что иногда все же проф. Павлов подходит к правильной постановке вопроса, но только тогда, когда этот вопрос берется в совершенно другом логическом контексте. Он, например, пугает "коммунистов и рабфаков" ужасами гражданской войны в Европе и выдвигает при этом ссылку на конфигурацию общественных сил, ссылку, которая, сама по себе, в высшей степени правильна.

Он пишет:

"В случае гражданской войны это (военная мобилизация сторон. Н. Б.) пройдет через всю нацию. Если бы там оказалось больше на стороне революции материальной массы, то сколько бы оказалось ума, знаний и т. д. на другой стороне?"

Много ума и много знаний. Мы в этом согласны с акад. Павловым. Но неужели он не видит, что этим утверждением он вдребезги разбивает свои ссылки на беспристрастие людей науки? Почему же, - спросим мы акад. Павлова, - почему же ваши ученые, привыкшие к экспериментам, к проверке действительности и проч., почему они обнаруживают такое удивительное "беспристрастие", что становятся против материальной массы? Нельзя ли здесь найти некоторую об'ективную закономерность такого "внешнего поведения" людей "ума, знаний и т. д."? Почему это "Bildung und Besitz" становятся по одной стороне баррикады? Или, быть может, от господа бога так положено, что люди ума, знания и прочего обязательно должны быть настолько "беспристрастны", чтобы обязательно выступать против "материальной массы"? Но тогда чем же об'яснить "пристрастие" таких людей, как Тимирязев или Эйнштейн, к этой самой "массе"? Или чем тогда об'яснить тот поворот в головах интеллигенции, который происходит у нас, а отчасти и в Германии? И что же тогда остается от "беспристрастного" поведения людей науки вообще?

На все эти вопросы проф. Павлов не сможет ответить, если он будет стоять формально - на точке зрения формального же беспристрастия, а по существу - на точке зрения охраны буржуазного режима, который нуждается в формальном идеологическом прикрытии, т.-е. на точке зрения, которая не может быть беспристрастна по самой своей природе.

После всего этого проф. Павлов, подходя к решению великой социально-экономической проблемы современности, благодушно поливает человечество розовой водицей успокоения. Прямо и непосредственно после совершенно правильного указания на то, где будут во время гражданской войны стоять силы "ума и знания", наш ученый с наивным (или наивничающим?) видом приходит к следующему "выводу":