О, мой ангел…

— Обращаюсь ко всем! Я желаю сделать заявление.

В таборе установилось полное молчание.

— Мой лучший американский друг Оуэн оказал мне и моей семье огромную услугу, защитил и освободил меня. Я перед ним в долгу и знаю, чем отплатить.

Он оглядел всех своих родственников и убедился, что его слушают внимательно.

— Я, Милош Зурка Кондратович, — забасил он, — отдаю тебе, Оуэн, одно из самых дорогих своих сокровищ, дочь Надю Катрину в жены.

У Оуэна отвалилась челюсть.

Надя, даже не взглянув на Оуэна, продолжала смотреть на отца так, словно в первый раз его увидела. Яркий румянец выступил на ее щеках. Она что-то тихо сказала родителям по-русски, сопровождая свою речь жестами. С каждым словом голос ее становился все громче и громче. Те, кто стоял близко, отошли от Нади на безопасное расстояние. Милош что-то бормотал, пытаясь заглушить ее звонкий голос. Надя закончила выступление явно злой фразой, подбоченилась и испепеляющим взором окинула отца.

Оуэну не понравились ни улыбка, сморщившая лицо Милоша, ни алая краска, залившая щеки его дочери. Почему бы Наде, как и большинству ее родственников, не превратить этот эпизод в шутку? Он попытался воззвать к чувству юмора Нади.

— Что касается меня, — сказал он, — то я отвечу: не согласен.

Надина реакция на его слова была быстрой и гневной. Она топнула ногой, погрозила кулачком и что-то произнесла по-русски. Затем резко повернулась, подняв облачко пыли, и зашагала прочь под удивленными взглядами близких. Оуэн хотел последовать за ней, но Милош его остановил.

— Если тебе дорога жизнь, не трогай ее, пусть сначала остынет. Так-то, мой лучший друг в Америке.

Оуэн крепко пожал Милошу руку и посмотрел в ту сторону, куда направлялась Надя. Она шла не домой, а к тому самому ручью.

— Объясни мне, Милош, почему Надя так разозлилась не на шутку. И кроме того, ты действительно шутил?

— Да, да. Это была шутка, — ответил Милош. — Я давно говорил Наде, что выходить замуж надо по любви. — Он посмотрел на жену и улыбнулся. — Мы хотим, чтобы наши дети имели то, что мы имеем.

— А что так расстроило ее?

— Она очень многое помнит. — Милош грустно покачал головой. — Она помнит подруг, выходивших замуж за нелюбимых или за тех, кого совсем не знали. Такая традиция еще существует у цыган.

Оуэн взъерошил волосы.

— Тогда какого черта ты шутишь по этому поводу?

Милош с гордостью улыбнулся.

— Чтобы она прекратила учить меня, как не попадать в тюрьму. — Оуэн опустил голову. — Брось грустить, мой друг, — сказал Милош и хлопнул Оуэна по спине. — Все прекрасно.

— Как ты можешь так говорить?

— А ты не заметил, как горячо выступала моя дочь?

— Разумеется, заметил. Она была зла, как разгневанная кошка.

— Да, да. Это-то и хорошо. Вот если бы рассмеялась, было бы плохо. Это означало бы, что у нее нет к тебе чувства. Но раз она взвилась, у нее много чувства к тебе, мой американский друг.

Оуэн поскреб подбородок.

— То, что ты сказал, мне неясно.

— Что значит неясно?

— Это… неважно, Милош. — Он двинулся туда, где, по его предположению, находилась Надя. — Дорогой мой цыганский друг, можешь сделать мне одолжение?

— Только скажи какое, и я все сделаю.

— В следующий раз, когда тебя посадят в каталажку, пожалуйста, не звони мне!

10

Надя сидела под деревом и бросала камешки в ручей. Оуэн осторожно раздвинул ветви кустарника и сел рядом.

— Можно?

— Это же свободная страна, — сказала она, даже не взглянув на него, и продолжала меланхолично кидать камешки в журчащий поток.

— Страна, конечно, свободная, однако ты хозяйка этого ранчо.

— Мне принадлежат только две трети земли, остальной владеет компания Прескотт. — Она взялась за новый камешек. — Кто определит, что ты сидишь именно на территории Прескоттов?

— В прошлый раз, Надя, я уже сказал тебе, что не имею никакого отношения к этому банку.

— Но банк носит твое имя?

Он откинулся на локти и вытянул ноги.

— Почему ты споришь со мной? Неужели из-за того, что твой отец позвонил из тюрьмы мне, а не тебе? Или из-за того, что он отпустил неуместную шутку?

Надя обняла руками колени и положила на них голову.

— Прости меня, Оуэн, это не ты виноват, а я. Я просто сошла с ума. — Она посмотрела на бегущий по валунам ручей. — И вовсе не из-за отца. Он волен говорить все, что захочет.

— Тогда из-за чего?

— Из-за того, что приходится сжигать мосты.

Камешек, брошенный ее рукой, с бульканьем ушел под воду. Оуэн внимательно вглядывался в посерьезневшее лицо Нади.

— Какие же мосты тебе приходится сжигать?

— Самые важные для меня. — Она грустно усмехнулась. — Мосты, которые ведут к любви и счастью.

— Пожалуйста, поподробнее.

— В подробности не хочу вдаваться.

— Я думал, ты мне доверяешь.

От слов Оуэна Надя скривилась, как от резкой зубной боли.

— Я доверяю тебе, Оуэн, и не раз это повторяла, — с усилием произнесла она.

— Но этого недостаточно, чтобы поделиться секретами, так?

— Доверие к секретам не имеет отношения. — Надя быстро отвернулась, чтобы он не увидел ее слез. — Мои секреты — это мой стыд. И этот крест я несу сама.

Он нежно прикоснулся к ее щеке, повернув голову Нади к себе. В его улыбке светилась ласка и любовь.