О, мой ангел…

— Слушай, Оуэн, может, мы заедем ко мне? — спросила Надя, с сожалением вспомнив о доме, где жил Оуэн. В нем ей было так спокойно и уютно, как нигде. Широкая кровать всегда была застелена свежими простынями, на которых красовался рисунок, придуманный Оуэном. Он всегда пользовался только этим бельем.

— Но ты же сказала, что хочешь прослушать пластинки на моей стереосистеме.

— Но ты же еще не купил новый проигрыватель.

Надя придвинула к себе пакет с дюжиной пластинок, которые выбрала в магазине. Сославшись на головную боль, она поторопилась улизнуть от глаз Пола.

Дорога до дома Оуэна заняла почти час. Надя открыла дверцу машины и направилась к респектабельному особняку.

— Мы не побеспокоим тетушку?

— Тетя Верна с двумя подругами уехала на несколько дней в Кейп Гатте. — Он взял ее за руку. — В доме мы будем одни.

— А Себастьян и Милли? — спросила Надя, взглянув на две большие керамические вазы, стоявшие по обе стороны подъезда. В вазах поднимали головки самые разнообразные цветы, и каждый поражал своей свежестью и чудесно сочетался с соседом. Ну чем не символ самого Оуэна и его жизни? У него прекрасный дом, замечательная тетка, идеальная карьера и безупречная репутация в обществе. Все на высшем уровне — кроме возлюбленной.

Заметив ее растерянность, Оуэн усмехнулся.

— Тебе не понравились цветы? — Он пропустил Надю в большую прохладную прихожую. — У тебя по-прежнему болит голова?

Он взял из ее рук пакет и положил на столик рядом с дверью. Надя потерла виски.

— Есть у тебя аспирин?

— Я сейчас принесу, сэр, — проворчал невесть откуда взявшийся Себастьян.

Надя увидела привратника, как всегда, бесшумно появившегося в прихожей.

— Я сама, Себастьян. Только скажи, где его найти.

В присутствии Себастьяна Надя чувствовала себя скованно.

Оуэн все еще смотрел на Надю.

— Аспирин в комнате рядом с моим кабинетом.

— Спасибо. — Она робко улыбнулась Себастьяну и пошла в указанном направлении.

Через несколько минут Надя вернулась в холл. Оуэн склонился над стереопроигрывателем и держал одну из отобранных ею пластинок. На столике стояли поднос с холодными напитками и тарелочка с ломтиками кекса.

— Себастьян позаботился?

— Это я принес. — Он нажал кнопку проигрывателя, и полилась музыка Моцарта. — Я отпустил Себастьяна и Милли на всю ночь.

— Зачем?

— Я заметил, что они действуют тебе на нервы. — Он сел на диван и взял стакан. — Почему?!

— Они совсем не действуют мне на нервы. — Надя поиграла с диванной подушкой. — Просто я не привыкла, чтобы меня обслуживали.

— Ну конечно, принести пару таблеток аспирина — это такой тяжелый труд, и вообще, тебе не по нраву отдавать распоряжения кому бы то ни было.

— Уверена, что если я пролью воду на ковер, он немедленно явится сюда с тряпкой. Значит, сегодня ты взял на себя обязанность наводить в доме порядок?

Оуэн ничего не ответил, поставил стакан на поднос и поднялся.

— Пойдем. Я хочу тебе кое-что показать.

Надя ухватилась за его руку и встала с дивана.

— Ты собираешься совратить меня?

Он покачал головой и повел ее из комнаты.

— Ну как, боль не утихла?

Боже, подумала она, неужели минуло только десять часов с тех пор, как они занимались любовью? Как ей придется жить, если он уйдет от нее? Еще чуть-чуть, и могла произойти катастрофа.

— Почти.

— Вот и хорошо.

Он потянул ее за собой к широкой лестнице.

— Нет, Оуэн. Ты собираешься совратить меня.

— Давай прекратим глупый спор. Поговорим потом. — Он стал подниматься по отделанной дубом лестнице. — Сейчас я намерен тебе кое-что показать.

Он поддерживал ее, ведя по лестнице. Со стен на них взирали предки Оуэна в старинных рамах. Оуэн не хотел терять времени и объяснять, кто здесь изображен. Они вошли в верхний зал и остановились перед большим портретом, освещенным вечерним солнцем.

— Я хочу познакомить тебя с моей прапрабабушкой, которую звали Морнинг Айс, что означает Утренние Глаза.

Надя с удивлением рассматривала портрет, совсем не похожий на те, что висели по стенам. Юная индианка, сидящая у ручья, была необыкновенно свежа и прекрасна. На ней была кожаная накидка, украшенная разноцветными узорами из шариков. Волосы, черные и блестящие, напоминали по цвету вороново крыло, а подбородок был гордо приподнят. Но больше всего Надю поразили глаза — голубые, как утреннее небо.

— Твоя прапрабабушка — американка?

— Только наполовину. Ее мать была из племени чероки, а неизвестный отец — белым. Когда девочке исполнилось пять лет, ее мать умерла, оставив дочь на попечение незамужней женщины — школьной учительницы, которая воспитала Морнинг Айс как родную. Джереми Прескотт влюбился в нее с первого взгляда. Через три недели после знакомства они поженились.

— Какая чудесная история. — Надя улыбнулась, глядя на портрет. — О судьбе Морнинг Айс мечтает любая женщина: полюбить человека, который в ней души не чает.