В общем, я не работала. Совсем. Практически до самого вечера. Лишь звонки принимала и отвечала на автомате на поставленные вопросы. Странно, что Антон меня не мучил своими просьбами подай-принеси. И я искренне рада этому.
Вечер. Часов семь, восемь, может. Время пролетело очень быстро. Щелчок, и Антон просит собраться домой. Еще щелчок, и мы дома, в просторной квартире. Кадры один за другим проплывали перед глазами, но толком ничего не запомнилось. В себя помогли прийти знакомые руки, которые обхватили мою талию, как только мы перешагнули порог родного дома.
— Все в порядке? — интересуется Антон, странно глядя мне в глаза. Почему странно? Потому что в его небесном взоре я заметила маленькую толику беспокойства. Неужели волнуется. Ах, да, сегодня же нас ожидает продолжение, как можно об этом забыть? Вот и переживает, как бы куколка во время экспериментов не сломалась. Но в ответ звучит:
— Все прекрасно. Просто немного устала.
Шеф взглянул на меня немного подозрительно, словно я скрывала государственную тайну, а потом нежно прижал к себе. И теперь начинаю подозревать я.
К чему эти нежности? Эти объятья? Это тепло? Это чертово дыхание, которое так нежно ложится на мою кожу?
Наверное, со стороны мы выглядим красивой влюбленной парой. Он — большой и заботливый, готовый защитить от бед, а я — маленькая и беззащитная, но способная сохранить домашний очаг. Кто бы на первый взгляд подумал, что я — бывшая стриптизерша, а Антон выкупил меня за деньги? Ой, никто, я вас уверяю! Все привыкли верить в сказки о прекрасном принце и красивой принцессе, но это не мы, увы.
— Мур мяу, — замяукала Клепа и тут же начала привычно тереться о мои ноги. И не только о мои. Штаны босса вот-вот готовы приклеить к себе кучу кошачьей шерсти.
— Что это она делает? — со странным выражением лица интересуется Антон.
— Она соскучилась. Так коты проявляют ласку. У тебя никогда животных не было, что ли?
— Нет. Я их не люблю.
— А зря. Они очень милые. Вот смотри, — и тут же поднимаю на руки мою масечку. — Она не такая ужасная, какой кажется на первый взгляд.
Показываю шефу свою маленькую кошечку, которая вытягивается на руках и обнюхивает его новомодный костюм. Но Антону почему-то эта идея совсем не по душе. Он смешно морщит нос и отходит назад на пару шагов. Эх, Клепчик, не любят тут нас.
— Может, разогреешь ужин?
— А у нас он есть?
— Посмотри в холодильнике, — командует босс и уходит в свою комнату.
Ах, да, я же совсем забыла, что в этом огромном холодильнике можно целый клад найти. В чем я убедилась, когда утром перед уходом хотела сделать кофе в переносной кружке. И пока Антошка не поторопил, я стояла у холодильной камеры минут пятнадцать, рассматривая содержимое. Вы не ослышались, именно у камеры, потому что габариты сравнимы с ванной комнатой в нашей с мамой квартире. Да и запасов там хватит, чтобы прокормить всех голодающих в Африке.
О, у нас утка пареная есть! И жареная. И запеченная. Подогрею своему любвеобильному боссу жареную, а себе пареную. Точнее, подогрела бы, если бы меня не отвлек телефонный звонок.
Мама.
— Светочка, почему ты не звонишь? — нежным, но немного уставшим голосом спрашивает мама.
— Прости, я только что с работы приехала.
— Я хотела поговорить с тобой перед операцией…
Ох, черт! Она же сообщала, что операцию назначили на завтра! Я сама хотела позвонить во время обеденного перерыва, но Антон с его просьбами, а потом и наше сумасшествие… Боже! Я совсем забыла про человека, ради которого пошла на эту авантюру.
— Конечно, конечно, мамуль. Тебя подготовили к операции? Доктор ничего не говорил?
— Подготовили. Сегодня, кроме воды, ничего не ем.
— Это последний шаг. После операции ты будешь абсолютно здорова и…
— Светочка… — начинает мама и на некоторое время замолкает. Вряд ли она держит театральную паузу, однако она мне совсем не нравится. — Если… если со мной что-то случится, помни, что ты сильная.
— Ты о чем, мам? Все будет хорошо. Доктор же сказал, что ты поправишься! — убеждаю больше себя, чем ее. Почему? Потому что в глубине души мне кажется, что мама недоговорила. С самого начала, когда поставили диагноз. Иначе она бы не стала сейчас драматизировать.
— Послушай. Если что-то пойдет не так, помни, что я тебя очень люблю.
— Не пугай меня! Ты выкарабкаешься, слышишь? Все будет хорошо. Я жду тебя дома, в Москве! Мамуль, слышишь?
Только она вряд ли слышала. И я вряд ли услышу ее голос. Потому что чувствую, как ток крови заглушает посторонние звуки, как неприятный, до боли противный ком подступает к горлу и давит. Больно давит. Он готов вот-вот выйти наружу с диким криком. С моим криком.
— Мне пора, отбой объявили. Я люблю тебя, Света.
— И я тебя люблю…
Я кое-как выдавила из себя последние слова. А когда мы отключились, позволила себе расслабиться. Почти позволила. В глазах стоит один сплошной туман. Все размыто. Не могу облокотиться даже о столешницу. Ее нет рядом. Нет опоры, которая не позволила бы мне рухнуть на пол прямо посреди кухни и зареветь. Истошно так, словно меня режут по живому. Без наркоза.