– Видели Чейза? Выглядит так, будто его переехал товарный поезд.
Трэвис заметил:
– Такое чувство, что он болеет или что-то в этом духе.
Я сказала Трэвису, что Чейз просто дурачился, когда поцеловал меня в тот день в комнате отдыха, а на самом деле мы просто хорошие друзья. Кажется, он поверил.
Две недели назад нам разослали служебную записку, в которой говорилось, что Чейз уехал в срочную командировку на неопределенный срок. Должно быть, он просто устал с дороги, хотя, похоже, дело не только в этом. Может, он и правда был болен. Господи. От этой мысли мне стало нехорошо.
Остаток обеда Трэвис и Линдси весело болтали, а я не могла избавиться от образа Чейза, чтоб насладиться обедом. Что, если он и правда болел? Что, если порвал со мной, чтобы пощадить мои чувства? Что он тогда сказал дословно…
Очень расплывчато. Оглядываясь назад, именно из-за этой неопределенности мне было так больно. Я испытывала к нему такие сильные чувства, а он даже не удосужился объяснить, что поменялось. Россказни про «работаем вместе» звучали как отговорка с самого начала. От меня же он ее не принимал.
Прошло больше двух недель, но боль в груди вернулась с прежней силой. Я пыталась стряхнуть ее по дороге в офис после обеда, но тщетно. Зная, насколько навязчивыми могут быть мои состояния, я решила увидеть Чейза в последний раз перед увольнением. Может, у него есть ответы, которые я так жажду получить.
Жалюзи были закрыты, когда я подошла к кабинету. Вспомнив, что случилось последний раз, когда я была в этом кабинете за закрытыми жалюзи, я хотела было развернуться, чтобы не встречаться с ним снова. К несчастью, Чейз вышел и перехватил меня в коридоре раньше, чем я успела слинять.
И снова я оцепенела.
Чейз пристально смотрел на меня. Казалось, он понял мои внутренние терзания.
– Прошу тебя. Дай мне всего пару минут.
Я сдалась и мимо него вошла в кабинет. Он закрыл дверь и запер ее.
– Не думаю, что нужно запираться.
Голос Чейза был тихим.
– Это не то, о чем ты думаешь. Мне просто хотелось поговорить без посторонних. Сэм то и дело вторгается.
Я стояла в ступоре в середине кабинета. Отчего-то мысль, что можно удобно устроиться, причиняла страдания. Чейз подошел к креслам для посетителей, а не к столу. Когда он повернулся и понял, что я так и стою в центре огромной комнаты, то позвал меня:
– Риз.
– Не смей произносить мое имя. – Я понятия не имела почему, но это меня задело. Наверное, потому, что мне нравился звук моего имени, слетающий с его губ, а больше я не хотела находить в этом человеке ничего привлекательного.
Он уставился на меня:
– Хорошо. Ты не присядешь на пару минут? Я не стану звать тебя по имени.
Я неохотно села. Это было ребячество, но я не смотрела на него. Даже когда он откашлялся, я изучала свои ногти, притворившись, что меня интересуют только они.
– Я не хочу, чтобы ты уходила с работы. Ты отличный сотрудник, и тебе тут нравилось.
– Ключевое слово – «нравилось». В прошедшем времени. Это все меняет.
– Я не могу изменить того, что случилось между нами. Я бы предпочел никогда тебя не обижать.
Слова прозвучали, словно пощечина.
– Да пошел ты!
– А что я такого сказал?! Я лишь пытаюсь извиниться.
– Мне не нужны твои извинения. Как не хочу слышать и о том, как ты сожалеешь об отношениях со мной.
– Я не это имел в виду.
– Да мне все равно. – Я отмахнулась. – Мы закончили.
– Я сожалею, что обидел тебя. А не о том, что мы были вместе.
– Мы закончили?
Чейз вздохнул:
– Можешь посмотреть на меня? На минуту.
Я собрала в кулак весь свой гнев до последней капли и метала на него злые взгляды. Но увидев, как выглядел Чейз, я остыла через пять секунд. Мой взгляд смягчился, как и тон.
– Ты болен?
Он покачал головой и прошептал:
– Нет.
– Тогда в чем дело? – Меня бесило отчаяние, сквозившее в голосе. Я ненавидела, что выгляжу такой жалкой, и растаяла.
Он посмотрел мне в глаза. Я увидела столько эмоций в его взгляде, столько боли и горя. А еще я готова была поклясться, что вижу там что-то еще… то же, что в глубине души я испытывала к нему. Мое сердце все еще принадлежит ему, хотя скорее лежит теперь разбитое в его ладонях.
Чем дольше он смотрел на меня, тем больше его душа открывалась мне, тем сильнее во мне росла надежда.
Я отказалась от нее, но она как-то пробралась обратно.
Пока кто-то не растопчет ее. Тогда эта лоза усиливает хватку, пока кровь не перестает бежать, и тогда твое сердце быстро умирает.
Чейз отвернулся, когда наконец заговорил:
– Я тебе не подхожу.
Он резко поднялся. Его голос стал холодным и сдержанным.
– Но тебе стоит остаться. Я ведь знаю, что работа много для тебя значит.
Слезы подступали, я чувствовала соленый привкус и сглотнула их обратно. Нужно выбираться отсюда.
– Да пошел ты.