О молитве

Мы снова живем в атмосфере первых веков нашей эры: нам “дано ради Христа не только веровать в Него, но и страдать за Него” (Фил. 1: 29). Не раз приходила ко мне радость при мысли, что моя жизнь в ее главной части совпала с гонениями на христианство: это дает мне острее ощущать себя христианином, осознавать ни с чем несравнимую честь в подобные времена следовать за Единородным Сыном Отца в Его шествии на Голгофу. Гонения повсюду, но в различных формах. Однако ни одна из них не легка. Да избавит Бог любви всякую душу от бедствия быть гонителем хотя бы по отношению к “единому от малых сих” (Мф. 18: 10).

В “страдании за Него” заключается особое благословение и даже избрание: страждущий самим ходом внешних обстоятельств ставится в непрестанную связь с Иисусом Христом, — вводится в сферу Божией любви, — ставится богоносцем. Есть два вида богословия: один — широко знакомый в истекших веках: профессиональная кафедра эрудита; другой — быть сораспятым со Христом (см.: 1 Петр. 4: 13; Рим. 8: 17; 2 Тим. 2: 11–12; Фил. 3: 10; Откр. 1: 9 и др.), — знать Его в тайниках сердца. Первый из сих двух видов доступен множеству интеллектуально одаренных в порядке философского предпочтения. Действительная вера в Божество Христа, выражающаяся в жизни по духу заповедей Его, при этом не обязательна. Второй — есть богословие исповедничества, рожденного глубоким страхом Божиим в огне пламенного покаяния, вводящего в бытийную реальность явлением Нетварного Света. Школьное богословие в соединении с живой верою — дает благие результаты. Но оно легко “вырождается”, становится отвлеченной теорией, перестает быть тем, что наблюдается в жизни апостолов, пророков, отец наших, т. е. прямым действием Бога в нас: “Никто не может прийти ко Мне, если не привлечет его Отец, пославший Меня… У пророков написано: и будут все научены Богом…” (Ио. 6: 44–45). “Всякий, слышавший (в сердце) от Отца и научившийся, приходит ко Мне”.

Святая Троица есть Бог Любви. Любовь, о которой говорится в Евангелии, есть нетварная жизненная энергия Божества безначального. Свойство ее, любви, соединять в самом бытии. Пребывающий в таком единстве с Богом постепенно прогрессирует в умном осознании происходящего с ним. “А нам Бог открыл ведение (о Нем) Духом Своим: ибо Дух все проницает, и глубины Божий… мы приняли не духа мира сего, а Духа от Бога, дабы знать дарованное нам от Бога: что и возвещаем не от человеческой мудрости изученными словами, но изученными от Духа Святого” (1 Кор. 2: 10–13). “Ты Христос, Сын Бога Живого”. И по слову Христа: “не плоть и кровь открыли ему (Петру) сие, но Отец, Сущий на небесах” (Мф. 16: 16–17). “Великая благочестия тайна: Бог явился во плоти, оправдал Себя в Духе, показал Себя ангелам, проповедан в народах, принят верою в мире, вознесся во славе” (1 Тим. 3: 16). И это есть естественный рост в Духе чрез пребывание в Божественной области хранением заповедей Христа. Ум вдруг схватывает познание и формулирует его в человеческих словах. Сие приходит, как вспышки молнии, при сердце, разжженном любовью. Это — та светоносная вечность, к которой все мы призваны (ср.: 1 Петр. 2: 9). Накопление в опыте Церкви подобных моментов озарения сознания нашего органически привело к сведению их воедино. Так появляется первая попытка систематизации живого богословия, произведенная святым Иоанном Дамаскином, мужем, богатым и своим собственным опытом. Срыв этого чудного восхождения к Богу в неисследимом богатстве высшего познания произведен, при упадке живого опыта, тенденцией подвергать данные Откровения критике нашего рассудка; склонением к “философии религии”. Последствие: схоластические суммы богословия, в которых опять-таки больше именно философии, чем Духа жизни.