О молитве Иисусовой и Божественной Благодати

Относительно меры сна можно добавить, что, например, прп. Серафим Саровский велел дивеевским монахиням спать по шесть часов ночью и еще по часу днем после обеда. В то же время, имеется множество удивительных примеров сурового воздержания от сна, и не только среди афонского иночества, но и в миру. Так, праведный Иоанн Кронштадтский, при его сверхъестественной загруженности, спал всего лишь по три–четыре часа в сутки^{12}, а архиепископ Иоанн Шанхайский (Максимович)[12] после принятия монашества не ложился в постель все сорок лет, вплоть до своей кончины^{13}. Нужно ли пояснять, что все сугубые подвиги бдения, когда подвижники почти не спят, являются даром благодати или осуществляются под благодатным руководством. Особая мера воздержания от сна недостижима одними человеческими силами, без того, чтобы не дана была свыше благодать бдения, а самонадеянные попытки насилия над природой оканчиваются трагически — дерзкий самовольщик, оказавшись в прельщении, сам себя предает на растерзание бесам. Остается напомнить, что порой чрезвычайные, поразительные по внешнему впечатлению подвиги могут производиться силой демонской. Свт. Игнатий описывает такого лжечудотворца — некоего «старца», который в прельщенном состоянии мог стоять на горящих углях и читать молитву «Отче наш».

Воздержанность наших далеких предков была поистине необыкновенна, но их мера подвига, за редким исключением, уже недоступна в наш век. Об уставных правилах древних отцов узнаем от Пахомия Великого — основателя общежительного иночества в IV веке. Устав прп. Пахомия, составленный «по предначертанию св. Ангела», являет «совершенство и неподражаемую строгость дисциплины египтян», суровостью превосходя уставы Палестины и Месопотамии. Свт. Василий Великий, посетив обители Египта во времена их расцвета, увидел там «идеальный образ иночествования, не как особое что от христианства, а как полнейшее и точнейшее его осуществление, или как истинный образ жизни о Христе Иисусе».

Устав прп. Пахомия предписывал, чтобы «в полночь пробуждал их [иноков] недельный [будильщик] на ночное молитвословие, после которого они уже не давали себе спать… Ангел заповедал: „Спать братия не должны лежа, но пусть устроят себе седалища и спят на них сидя… Кроме рогожи, на это седалище отнюдь не должно постилать что-либо…“ Ангел повелел также: „На ночь братия должны оставаться в льняных левитонах и препоясанные; и без милоти не должны они спать…“ Если случится кому проснуться прежде времени вставания, правило говорит ему: „Пусть молится; и если чувствует жажду, а настает день поста, пусть воздержится и не пьет“». Стол иноков был скуден: «Его составляли хлеб с солью, некоторые овощи и одно варево. Если бы и все предлагаемое употреблять, и то не можно бы дойти до пресыщения; но братия и при этом лишали себя всякого довольства. Иные и в трапезу приходили с тем только, чтобы скрыть свое воздержание, и, вкусив немного чего-либо или от всего предлагаемого понемногу, тем ограничивались. Многие имели правилом есть только хлеб с солью… Иные вкушали чрез день и два… Кто бывал в саду и, проходя мимо дерев, нападал на упавший плод, тот не мог его есть, а должен был положить у корня древа… Телу не давалось никакого послабления… и водою обмывать запрещалось, разве только в крайнем изнеможении. Нельзя было также разводить огня особо от общего, какая бы потребность погреться ни чувствовалась».

Устроитель монастырей и составитель общежительного Устава свт. Василий Великий уделяет особое внимание благоразумной мере воздержания и составляет специальные правила против неумеренного пощения. Для тех, кто при общем строгом посте, желая подвизаться паче иных, держал пост сугубый, Устав гласит: «Надобно ли позволять кому-нибудь в братстве, по собственной воле, поститься или бодрствовать больше других?… Что касается до особного пощения, какое держат иные строже братий, то правила, хотя не запрещают его, если позволяет настоятель, но смотрят на него неблаговолительно… Все, что ни делает кто-нибудь по собственной своей воле, есть собственность делающего; но сие чуждо богочестия. Желать большего в сравнении с другими, даже и в самом хорошем, есть страсть состязания, происходящая от тщеславия… Воздержание состоит не в одном удалении от яств, ничего по себе не значащих, следствием которого бывает осуждаемое Апостолом непощадение тела (Кол. 2, 23), но в совершенном отречении от собственных своих произволений»^{14}.