О молитве Иисусовой и Божественной Благодати

Известна та осторожность по отношению к умному деланию, которую даже для иноков, и тем более для мирян, рекомендовал свт. Игнатий. Но при этом всегда существовала и иная точка зрения. Мнения о доступности умно-сердечной молитвы для начинающих иноков и дозволенности этого делания для мирян расходились еще в XIV веке. По-разному смотрели на это даже такие святые отцы, как патриарх исихазма Григорий Синаит и его последователь Григорий Палама, о чем пишет в своем исследовательском труде игумен Петр (Пиголь): «К сердечному деланию призываются без исключения все. „И самих новоначальных не неуместно научать, чтоб внимали себе и навыкали вводить ум свой внутрь через дыхание. Ибо того, кто не стал еще созерцательным, никто из благомудрствующих не будет отклонять от некоторых приемов по введению ума в себя самого“^{71}, — говорит святитель Григорий Палама. Лишь в этом вопросе расходятся [их] точки зрения, ибо преподобный Григорий Синаит строго стоял на монашеских позициях и проповедовал учение о внутреннем делании исключительно инокам. Святитель же Григорий Палама, восприняв учение об исихии преподобного Григория, не только развил и теоретически обосновал его, но и сделал доступным для широкого круга духовно образованных людей»^{72}.

В «Добротолюбии» патриарх Филофей в главе «О том, что всем вообще христианам надлежит непрестанно молиться» пишет: «Пусть никто не думает, братья мои христиане, будто одни лица священного сана и монахи долг имеют непрестанно и всегда молиться, а не и миряне. Нет, нет — все мы христиане имеем долг всегда пребывать в молитве… И Григорий Богослов учит всех христиан и говорит им, что чаще надлежит поминать в молитве имя Божие, чем вдыхать воздух… Всех учит тому же, всех вообще: и монахов и мирян, и мудрых и простых, и мужей, и жен, и детей, — и побуждает их молиться непрестанно»^{73}.

Свт. Филофей рассказывает об отце святителя Григория Паламы, придворном сановнике Константине, ревностном делателе непрестанной умной молитвы, как об одном из многих подвизавшихся среди мира. Сей дивный Константин не только вращался в придворной среде, но был наставником и учителем царя Андроника и занимался каждодневно государственными делами, помимо своих домашних обязанностей (он имел большое имущество, множество рабов, жену и детей). При всем том он был настолько неотлучен от Бога и столь привязан к непрестанной умной молитве, что, забывая сказанное ему царем и придворными вельможами о государственных делах, нередко раза по два и более спрашивал об одном и том же. Вельможи, не ведая причины того, смущались и укоряли его за столь обременительную для царя забывчивость. Царь же, зная истину, защищал его и говорил: «У Константина есть свои думы, которые не дают ему иной раз со всем вниманием относиться к делам нашим». Премногое множество было в те времена и других подобных лиц, которые, живя в миру, всецело преданы были умной молитве^{74}.

Позиция защитников общедоступности сердечной молитвы, подкрепленная авторитетом святителей Григория Богослова и Григория Паламы, продолжает существовать и в XIX веке. Ее последовательно придерживается свт. Феофан Затворник: «В сердце — жизнь, там и жить надобно. Не думайте, что это дело совершенных. Нет. Это дело всех, начинающих искать Господа»^{75}. «Дело в сердце иногда бывает только умное, умом совершаемое, а иногда и сердечное, то есть и начинаемое, и продолжаемое с теплым чувством. Се закон не одних отшельников, а всех, кои должны чисто Богу сердцем предстоять и пред лицем Его работать, то есть всех христиан… Сердечная молитва никогда не преждевременна. Она — начало дела. Утверждением ее в сердце дело Божие спеется»^{76}. «Плод молитвы — сосредоточение внимания в сердце и теплота. Это естественное действие. Достигать сего всякому можно. И молитву сию творить всякому, не монаху только, но и мирянину»^{77}. «Мысль, будто заниматься молитвою вам еще не время, — не верна. Все должны молиться сердцем и умом. Всякая другая молитва не молитва. Извольте же трудиться, не лениться»^{78}. «Всякому покаявшемуся, или начавшему искать Господа, можно и должно на первый же раз и преподать полное наставление в делании молитвы Иисусовой, а с нею уже вводить и во все другие, потому что этим путем скорее укрепиться можно, скорее прозреть духовно и дойти до мира внутреннего. Не зная сего, иные, или большая часть, останавливаются на телесных и душевных деланиях и почти праздно иждивают труды и время»^{79}.