О молитве Иисусовой и Божественной Благодати

В церковной истории находим яркие примеры того, что никакие внешние помехи не могут быть препятствием к сближению с Господом. Обстановка многозаботливости и занятости, внешнего шума и суеты не помешала молитвенным занятиям не только мирянина Константина Паламы, но и святого патриарха Фотия. Последний обучался умному деланию уже по возведении из сенаторов в патриарший сан, управляя обширной Константинопольской паствой, исполняя многочисленные и многотрудные обязанности, обременяющие носителя такого сана. Свт. Фотий и в этих условиях, непрестанно пребывая в призывании имени Божия, сподобился достичь благодатной сердечной молитвы.

Великий исихаст Каллист Ксанфопул обучался умному деланию и обрел непрестанную молитву, проходя хлопотное послушание повара в крупнейшей обители Святой Горы — в лавре св. Афанасия Афонского, а затем подвизался, опять-таки, не в тишине пустыни, но в сане патриарха Константинопольского. Преподобные отцы Симеон Новый Богослов, старец его Симеон Студийский и ученик Никита Стифат проходили умную молитву в обителях, размещавшихся в шумной и многолюдной Византийской столице. Преподобные авва Дорофей и Досифей также не были отшельниками, но совершали свой подвиг посреди оживленного общежительного монастыря святого Серида, подвизаясь на общих послушаниях.

Про Пимена Великого свт. Игнатий пишет в «Отечнике», что он постоянно находился среди братий, но уединялся, тем не менее, в себе и достиг совершенства постоянным и усиленным трезвением, преодолевая все внешние помехи, которые покушались на его делание.

«Непрестанная молитва, — говорит Максим Исповедник, — есть держание ума во многом благоговении, горячей преданности Богу и постоянном уповании на Него; она означает доверие Богу во всем — во всех делах и обстоятельствах».

О самом существенном, о сердцевине сего делания напоминает свт. Игнатий: «Душа всех упражнений о Господе — внимание. Без внимания все эти упражнения бесплодны, мертвы. Желающий спастись должен так устроить себя, чтоб он мог сохранять внимание к себе не только в уединении, но и при самой рассеянности, в которую иногда против воли он вовлекается обстоятельствами. Страх Божий пусть превозможет на весах сердца все прочие ощущения, тогда удобно будет сохранять внимание к себе и в безмолвии келейном, и среди окружающего со всех сторон шума… Для преуспевших не нужны никакие внешние пособия — среди шумящего многолюдства они пребывают в безмолвии. Все препятствия к преуспеянию духовному — в нас, в одних нас! Если же что извне действует как препятствие, то это только служит обличением нашего немощного произволения»^{86}.

Поистине, помнить Бога никакие дела не мешают. Хранению памяти Божией учит прп. Варсонофий Великий: «Затворим же уста и помолимся Ему в сердце, ибо кто затворяет уста и призывает Бога, или молится Ему в сердце своем, тот исполняет предписывающую сие заповедь. Если же и не призовешь в сердце имени Божиего, а только помнишь о Боге, то в сем еще больше быстроты (удобства) и достаточно в помощь тебе»^{87}.

Герой книги «Рассказы странника» повествует о том, как он осуществлял подобные заветы на практике: «При всех механических занятиях можно и даже удобно совершать частую или даже непрерывную молитву, ибо машинальное рукоделие не требует напряженного углубления и многого соображения, а потому ум мой и может при оном погружаться в непрестанную молитву и уста следовать тому же. Но когда должен заняться чем-либо исключительно умственным, как-то: внимательным чтением, или обдумыванием глубокого предмета, или сочинением, — то как могу при сем молиться умом и устами? И так как молитва есть преимущественно дело ума, то каким образом в одно и то же время одному уму я могу дать разнородные занятия?.. Пришедшие в постоянное настроение ума могут заниматься размышлением или сочинением в беспрерывном присутствии Божием как основании молитвы… Что же относится до тех, кои долгим навыком или милостью Божией от молитвы умственной приобрели молитву сердечную, то таковые не токмо при глубоком занятии ума, но даже и в самом сне не прекращают непрестанной молитвы… Сердце, обученное внутренней молитве, может всегда, при всех занятиях (и физических и умственных), во всякой шумности беспрепятственно молиться и призывать имя Божие… Можно утвердительно сказать, что никакое стороннее развлечение не может пресечь молитву в желающем молиться, ибо тайная мысль человеческая не подлежит никакому внешнему связанию и совершенно свободна сама в себе. Она во всякое время может быть ощущаема и обращена в молитву… если даже и ум не приобучен еще к непрестанной молитве»^{88}.