О мышах и людях. Жемчужина

Музыка жемчужины звучала пронзительно и победоносно. Хуана посмотрела на Кино широко распахнутыми глазами – так поразила ее смелость мужа и его необузданное воображение. Теперь, когда горизонтов больше не осталось, на Кино снизошла несокрушимая сила. В жемчужине возник Койотито, сидящий за маленькой партой, – Кино как-то видел такие в открытую дверь школы. На Койотито была курточка, белый воротничок и широкий шелковый галстук. Мало того: он писал на большом листе бумаги!

Кино вызывающе глянул на соседей.

– Мой сын пойдет в школу! – объявил он, и все тут же притихли.

У Хуаны перехватило дыхание. Глаза у нее сияли. Она быстро глянула на сына, желая проверить, возможно ли это.

Лицо Кино озарилось провидческим светом.

– Мой сын сможет открывать и читать книги, писать и понимать написанное, научится складывать числа. И все это сделает нас свободными, потому что он будет знать – он будет знать, и через него мы тоже будем знать.

В жемчужине Кино увидел, как они с Хуаной сидят у очага, а Койотито читает им из большой книги.

– Вот, что сделает жемчужина, – подытожил Кино. Никогда в жизни он не произносил столько слов сразу.

Внезапно Кино испугался собственных речей. Его рука сжалась в кулак, отрезав жемчужину от света. Он испугался, как пугается человек, который произносит: «Так будет», сам не зная, что говорит.

Соседи понимали, что сделались свидетелями великого чуда. Отсчет времени станет теперь вестись от того дня, когда Кино нашел жемчужину, а его пророчество будут обсуждать еще многие годы. Если предсказанное Кино сбудется, люди вспомнят, как он выглядел, что говорил, как сияли его глаза, и скажут: «Он словно преобразился – какая-то сила на него снизошла. Сами знаете, что за великий человек он теперь, а началось все именно тогда – сам видел».

Если же замыслам Кино не суждено осуществиться, те же самые соседи будут говорить: «Тогда-то все и началось. Кино впал в безумие и наговорил много безумных слов. Храни нас Бог от такой напасти! Да, Бог покарал Кино за то, что он взбунтовался против существующих порядков. Сами знаете, что с ним сталось. А в тот день я своими глазами видел, как он лишился разума».

Кино взглянул на свою стиснутую в кулак руку. Костяшки пальцев, разбитые о ворота докторского дома, были покрыты коростой.

Сумерки сгущались. Хуана усадила Койотито на бедро и примотала к себе шалью. Потом подошла к очагу, отыскала в золе уголек, наломала хвороста и раздула огонь. Неверный свет заплясал на лицах гостей. Соседи знали, что пора возвращаться домой, к собственному очагу, но уходить не спешили.

Почти стемнело, и огонь в очаге отбрасывал на стены черные тени. Внезапно по хижине пронесся шепот:

– Святой отец идет… священник идет.

Мужчины обнажили голову и посторонились, а женщины прикрыли шалью лицо и потупили глаза. Кино и Хуан-Томас встали. Вошел священник – седеющий мужчина со старым лицом и молодым взглядом. «Дети мои» называл он этих людей и обращался с ними как с детьми.

– Кино, – негромко проговорил он, – ты носишь имя великого человека – великого отца церкви.[5]

Святой отец произнес это таким тоном, словно давал благословение.

– Известно ли тебе, что твой соименник укротил пустыню и смягчил сердца вашего народа? Об этом сказано в книгах.

Кино быстро глянул на Койотито, висящего на бедре у Хуаны. «Когда-нибудь, – пронеслось у него в голове, – этот мальчик будет точно знать, что сказано в книгах, а что нет». Музыка жемчужины смолкла, на смену ей медленно вкралась утренняя мелодия, музыка зла, музыка врага, слабая и едва различимая. Кино обвел глазами соседей, пытаясь определить, кто из них принес с собой эту мелодию.

И снова заговорил священник:

– Мне было сказано, что ты нашел великое богатство – великую жемчужину.

Кино разжал кулак, и священник тихо ахнул, пораженный размером и красотой жемчужины.

– Надеюсь, сын мой, ты не забудешь возблагодарить того, кто даровал тебе это сокровище; не забудешь помолиться о наставлении.

Кино только молча кивнул. Вместо него ответила Хуана:

– Мы не забудем, святой отец. А еще мы обвенчаемся – Кино сам так сказал.

Она повернулась к соседям за подтверждением, и они торжественно закивали.

– Радостно видеть, что ваши первые мысли – благие мысли, – сказал священник. – Да благословит вас Бог, дети мои!

Он медленно направился к выходу, и люди расступились, пропуская его.

Рука Кино снова сжалась в кулак, и он подозрительно огляделся по сторонам: в ушах у него, заглушая мелодию жемчужины, вновь звучала песня зла.