О нашем жилище

Как ни обидно, из-за тех же пожаров XV и даже XVI веков нашей истории до нашего времени дошло меньше документов, чем от бесконечно древней Месопотамии, где обожженная глина покрытых клинописью табличек оказалась вечной. К счастью, среди немногих других полностью уцелела «писцовая книга» - подробная опись владений небольшого города Торопца, материал которой относит нас к концу XV столетия. Листаем эту, на первый взгляд, скучную книгу:

«…двор Савостея Петрова да брата его Митки да Марьяна Иванова да Ивана да Оницыфора да Митьки да Петрока да Михалка да Юрки Гридиных детей да Васька Овдокимова из Порецкой волости…»

«А с мосту улицею к наместникову двору: двор Бонды Зеленого да брата его Степанова, а в нем живет дворник Иванко Федоров; двор Федка Климятина, а в нем дворник Иванка Спирид».

Современному читателю, не занимающемуся историей котя бы по-любительски, понять нехитрые эти записи, а их многие сотни, не так просто. В первой выписке упомянут двор на Большой улице, принадлежавший «детям боярским», т. е. торопецкой знати. Размеры двора не указаны, но даже если он был велик, перечислено столько самостоятельных владельцев (лишь они учитывались в описи), что в пределах двора творилось очевидное «столпотворение». Даже если многим из десяти дворовладельцев принадлежали не целые дома, а только части дома после раздела, то при наличии множества необходимых тогда служебных построек окажется, что все пространство, не занятое огородом «на задах», было застроено. Во второй выписке упомянутые «дворники» - это, разумеется, не. дворники в современном понимании, вооруженные метлой или лопатой; это - жильцы, занимающие избы или части изб двора по специальному контракту с владельцем.

Обнаруживается, что кажущаяся иногда чрезмерной просторность российского дореволюционного города за пределами капиталистического его центра представляет собой довольно позднее явление. Это продукт реконструкции городов, начатой губернаторами во время царствования Екатерины II.

Если говорить о городском посадском доме как таковом, то до самого конца XVII века мы повсюду встречаемся с типовым сооружением: это горница, возведенная над высоким «подклетом», служившим и складом для инвентаря, и своеобразным холодильником. Основу жилого дома, от самого бедного до самого богатого, составляла так называемая клеть, четырехугольный сруб, сложенный из шести-семи «венцов», на которые шли солидной толщины (в среднем до 30 сантиметров в диаметре) бревна. Обычно длина бревна 3 или 3,5 сажени, то есть до 7 метров, но попадались и крошечные, двухсаженные избушки, на фасаде которых было всего два «волоковых» (задвигавшихся задвижкой) окошка и одно дымовое - наверху, под самым коньком крыши. Дым от печи в «курной» избе выходил через это единственное отверстие, тогда как настоящие печи устраивались только в хоромах купцов и боярских палатах.

У зажиточных горожан жилые помещения (горницы - из самого слова явствует, что они располагались наверху, на втором этаже), поставленные на подклет, сенями были связаны с «повалушей», сооружением башенного типа в три-четыре яруса. Когда-то и складские помещения, и жилые размещались только на нижнем (но все же втором, над подклетом) этаже, а верхние служили для защиты, для «верхнего боя». С концом разрухи «смутного времени» верхний этаж повалуши был уже занят жилыми помещениями - «светлицами».

Разумеется, жилой дом не стоял один на участке и в тех редких случаях, когда весь двор был в руках одной неразделенной семьи: городская усадьба в значительной степени кормила себя сама, и потому на дворе были и хлев, и сеновал, и отдельные клети-амбары. Если на всем севере Европы, включая и русский север, двор тяготел к объединению под одной крышей (на наших иллюстрациях представлены такие дома, где жилая часть занимает менее трети постройки), то ближе к югу строевого дерева было меньше, крестьяне и посадский люд - беднее, украшающей дом резьбы - меньше, тесноты - больше.