Дело не в выборе городов - в Новгороде, по данным Кириллова, посадских людей числилось меньше, чем в Касимове, и только прибавив живших в Новгороде 124 приказчика и крепостных слуг, мы получим для города с великим прошлым некоторый перевес муж-с ого населения… и т. п. Если дополнить эту картину тем, что подавляющую часть населения Казани или Киева, Саратова или Астрахани составляли солдаты и офицеры «поставленных» туда полков, то образ будет полнее. Естественно, что когда губернаторы Екатерины II и, в первую очередь, тверской губернатор Сивере приступают к решительной перепланировке десятков городов «на регулярный манер», они фактически создают городские поселения наново.
Магия порядка владела умами, и когда в середине XV века, до испанских экспедиций за океан, работавший в Милане архитектор Антонио Аверлино (известен по прозвищу Филарете) составил свой проект «идеального города» Сфорцинды, он не только опирался на античные предания и тексты римских историков, но и создал новый миф. Сфорцинда Филарете была задумана сложнее и интереснее, с дворцом на центральной площади, к которой лучами сходились проспекты и каналы, огороженные длинными портиками, с школами и больницами, с домами, рассчитанными на горожан разного достатка. В дальнейших воплощениях Сфорцинда словно расщепилась: в одних случаях осуществили только звездчатый план городских укреплений (Нанси на нашей иллюстрации - дальний «потомок» этого семейства), в других - только «решетку» кварталов или, как в Филадельфии, ее же, но в сочетании с диагоналями широких авеню. Так или иначе, но вместо старого квартала повсеместно побеждает новый, и только притормозившие экономическое развитие готические города с капитальной каменной и кирпичной застройкой сохранили до нашего времени память о прошлом. Стандарт утверждает себя в планировке Петербурга и провинциальных городов России, Чикаго и провинциальных городов США, «европейских» городов Латинской Америки, Африки, Австралии, тогда как в Азии он словно опознает себя в стандартной планировке городов Китая и Японии.
Могло казаться к концу XIX века, что квартал как общее владение окончательно отошел в историю. Однако очередной раз история распорядилась несколько иначе. Начиная с Томаса Мора, Кампанеллы, Франсуа Рабле, утописты вычитывали из книг Платона образ достойного и праздничного города всеобщего равенства и счастья. Шарль Фурье и Роберт Оуэн предпринимали обреченные на неудачу и все же героические попытки воплотить утопию в действительность, а мечтатели, вроде архитектора Леду, упоминавшегося нами ранее, пытались спроектировать образный аналог подобной же идее. Разумеется, в условиях торжествовавшего казалось, капитализма это были утопии, но, вопреки всем неудачам, идея находила все новых сторонников и все новое выражение. Наконец, к концу прошлого столетия, утратив социально-политическую радикальность и приобретя спокойный реформистский оттенок, все та же идея получила выражение в словах «город-сад».
Как нередко бывает, это словосочетание можно встретить и раньше, но только книга английского юриста Эбенизера Говарда, страстного критика современного ему капиталистического города и столь же страстного популяризатора идеи здоровой жизни на земле, вдруг вызвала лавину конкретных проектных предложений и конкретных реализаций в самой Англии, во Франции, в Германии, затем повсеместно. Возникают небольшие поселки, или города-спутники, где двух-и реже трехэтажные дома выстраиваются по прихотливо извивающимся «пейзажным» улочкам, окружают небольшие площади, скорее площадки, где зелень господствует над застройкой. По сути возникают автономные от большого города, но связанные с ним жилые районы или даже микрорайоны. Реализация первых проектов совпала по времени с развитием пригородных железных дорог, а затем автомобильных дорог, с расширением зоны обитания тех, кто работает в городе, что и предопределило некоторый успех.