О насилии

У евреев и палестинцев есть одна общая черта: существование в диаспоре является частью их жизни, частью самой их идентичности. Что если им суждено объединиться на этом основании: не на основании оккупации, обладания или раздела одной территории, а на основании того, что она должна оставаться открытой, будучи пристанищем для тех, кто обречен скитаться? Что если Иерусалим станет не их местом, а местом для тех, кто не имеет никакого места? Эта общая солидарность служит единственным основанием для истинного примирения: осознания того, что в борьбе с другим мы боремся с тем, что является наиболее уязвимым в нашей собственной жизни. Именно поэтому, полностью сознавая серьезность конфликта и его потенциальных следствий, больше чем когда-либо нужно настоять, что мы имеем дело сложным конфликтом, конфликтом, который размывает и мистифицирует истинную линию фронта.

Анонимная религия атеизма

В разъяренной мусульманской толпе мы наталкиваемся на предел мультикультурной либеральной толерантности, ее склонности к самобичеванию и ее стремления «понять» другого. Другой здесь становится реальным другим, реальным в своей ненависти. В этом состоит парадокс толерантности в чистом виде: насколько далеко должна заходить терпимость к нетерпимости другого? Все прекрасные, политкорректные, либеральные штампы на тему того, что карикатуры на Мухаммеда были оскорбительными и бесчувственными, но насильственная реакция на них также недопустима, что свобода предполагает ответственность и что ею нельзя злоупотреблять, обнаруживают здесь свою ограниченность. Что же такое эта пресловутая «свобода с ответственностью», как не новая версия старого доброго парадокса принудительного выбора? Вам предоставляют свободу выбора при условии, что вы совершите правильный выбор; вам предоставляют свободу при условии, что на самом деле вы не станете ею пользоваться.

Как же разорвать этот порочный круг бесконечных колебаний между «за» и «против», который заводит терпимый разум в изматывающий тупик? Есть только один выход: отбросить термины, в которых поставлена проблема. Как не раз отмечал Жиль Делез, есть не только верные и неверные решения проблем, есть еще и верные и неверные проблемы. Понимание проблемы как поиск правильной меры между уважением к другому и нашей собственной свободой выражения само по себе является мистификацией. Не удивительно, что при более пристальном анализе оба противоположных полюса обнаруживают свою тайную солидарность. Язык уважения — это язык либеральной толерантности: уважение имеет смысл только как уважение к тем, с кем я не согласен. Когда оскорбленные мусульмане требуют уважения к своей инаковости, они принимают структуру либерально-толерантного дискурса. С другой стороны, богохульство — это не только проявление ненависти, попытка ударить другого по тому, что для него важнее всего, по самому Реальному его веры. Богохульство в строгом смысле слова — это религиозная проблема: оно действует только внутри религиозного пространства.

Если пойти по другому пути, на горизонте замаячит кошмарная перспектива общества, регулируемого извращенным договором между религиозными фундаменталистами и политкорректными проповедниками толерантности и уважения к верованиям других: общества, парализованного стремлением не задеть другого, независимо от того, насколько жестоким и суеверным является этот другой, и где люди участвуют в регулярных ритуалах «освидетельствования» своей виктимизации. Во время своего пребывания в Университете Шампэйн в Иллинойсе я посетил ресторан, где в меню предлагалась картошка по-тоскански. Когда я спросил друзей, что это такое, они объяснили, что хозяин хотел казаться патриотом и, когда Франция выступила против американского нападения на Ирак, вслед за американским конгрессом переименовал картофель по-французски, обычную картошку фри, в «картошку свободы». Но прогрессивно настроенные преподаватели, составляющие большинство его клиентов, пригрозили бойкотом, если «картошка свободы» останется в меню. Хозяин не хотел потерять клиентов, но при этом хотел казаться патриотом, поэтому он и придумал новое название — «картошка по-тоскански». Это давало дополнительное преимущество: название звучало по-европейски и навевало воспоминания об идиллических фильмах о Тоскане.

Совершив шаг, подобный тому, что был предпринят американским конгрессом, иранские власти приказали изменить название «датского печенья» на «розы Мухаммеда». Здорово было бы пожить в мире, где американский конгресс поменял бы название картофеля по-французски на «картофель Мухаммеда», а иранские власти назвали бы «датское печенье» «розами свободы». Но из-за толерантности наши магазины и меню ресторанов будут заполнены разными версиями картошки по-тоскански.