О небесном и о земном

– Я бы привел в пример человека, которого за многое критиковали в аргентинской еврейской общине, хотя в ней представлен широкий спектр взглядов. И все же этот человек начал совершенно новый этап в развитии нашей общины, разделил ее историю на «до» и «после». Это Маршалл Мейер. Я не могу назвать его святым, так как у нас в иудаизме нет понятия «святость»; не стану и утверждать, что все его деяния были безупречными, не скажу, что полностью разделяю все его воззрения; но именно благодаря Маршаллу в нашей общине с 60-х годов начался расцвет. Маршалл отличался глубочайшей религиозностью. Никто не станет отрицать, что он открыл новую эпоху. Я имею в виду не только его роль в борьбе за права человека, но и то, что он указал новый путь в отношениях с ближним, встряхнул духовные структуры аргентинской еврейской общины. Позднее, в последние двадцать лет, произошла еще одна перемена – возврат к религии в ее самых ортодоксальных проявлениях. Лет тридцать – сорок назад невозможно было вообразить, что произойдет такое – что люди вернутся к этой столь жесткой линии. Кстати, я не согласен с многими аспектами этой линии. Реальность, в которой мы сейчас живем, очень четко описал знаменитый европейский социолог Зигмунт Бауман, автор понятия «текучая современность». Бауман говорит, что в мире наблюдается дефицит уверенности и обязательств. И вакуум, порожденный чувством неопределенности, заполняют ортодоксальные учения. Честно говоря, это метания из одной крайности в другую. Для религии будущего, полагаю, нужно отыскать какой-то срединный путь. Некоторые четкие понятия непреложны: «не убий», «не укради». И однако, жизнь – это динамичность, жизнь – это свобода, и человеку требуется способность мыслить, способность различать нюансы, так как жизненные пути не абсолютны.

Бергольо:

– Внутри религиозных конфессий есть определенные круги, которые пренебрегают вниманием к человеку, так как делают упор на предписаниях, они сводят религию к вопросу «о чем следует молиться утром, днем и вечером и что стрясется, если не помолишься». Налицо духовная травля верующих, и многие люди, у которых не очень сильный характер, в итоге могут лишиться своей внутренней свободы. Еще одна особенность таких кругов – там постоянно суетятся, борясь за власть. Если же говорить о специфике Буэнос-Айреса, то его можно назвать языческим городом – не в уничижительном значении, я просто констатирую факт. У Буэнос-Айреса много богов, которым он поклоняется, и на фоне этого сползания в язычество возникает тяга к феномену, о котором упомянули вы. Людям хочется отыскать нечто подлинное, но, когда «подлинность» означает только предписания, только соблюдение норм, люди впадают в другую крайность – в пуризм, который тоже не имеет отношения к религии. Действительно, в католицизм проникает культура гедонизма, культа потребления, нарциссизма. Она заражает нас и в каком-то смысле релятивизирует религиозную жизнь, толкает ее к язычеству, к обмирщению. Вот в чем состоит настоящая утрата религиозности, то, чего я страшусь больше всего. Я всегда подчеркиваю, что христианство – это «малое стадо», как говорит в Евангелии Христос. Когда христианская община стремится разрастись и превратиться в светскую власть, она рискует утратить свою религиозную сущность. Вот чего я страшусь. Возможно, кто-то скажет, что в наше время ряды религиозных людей поредели, но все равно ощущается сильная неуспокоенность, происходят серьезные религиозные искания. Есть поиски Бога и в народных благочестивых движениях: это такой специфический образ религиозной жизни, основанный на народной культуре. Например, паломничество молодежи в Лухан[141]. Многие люди единственный раз заходят в церковь именно во время этого паломничества; 60 процентов паломников самоорганизуются, выходят в путь вовсе не под руководством своих приходских священников. Их зовет в паломничество некая искра народного благочестия, так что этот феномен религиозной жизни, безусловно, заслуживает внимания. Возможно, теперь в церковь ходит меньше народу, но, когда люди берут на себя обязательства, это оказывает очистительное действие. Религиозные искания не заглохли, а остаются энергичными, просто им сейчас свойственен определенный разброд, люди ищут Бога вне институциональных структур. На мой взгляд, в этой ситуации самое трудное положение – у религиозных лидеров, ведь им требуется умение управлять этой энергией. Тут ключ – евангелизация. Подчеркну: евангелизация, но не прозелитизм. Понятие «прозелитизм» теперь, слава Богу, вычеркнуто из лексикона пастырей. Папа Бенедикт XVI очень хорошо сказал: «Церковь – предложение, на которое люди соглашаются благодаря его притягательности, а не благодаря прозелитизму». Он имеет в виду притягательность свидетельства о Боге.

Скорка: