О недугах сильных мира сего (Властелины мира глазами невролога)

Новая епархия организационно была подчинена Мангеймскому архиепископу, что, в общем, было невыгодно, но основание епископства в Праге в целом можно считать успехом в политике Болеславов I и II в деле укрепления мощи Пржемысловичей. Тогда церковь была полностью подчинена государям. Князь назначал и отстранял от должности священников в отдельных костелах и даже собирал десятинные налоги, которые платили верующие церкви. А пражский епископ был, собственно, княжеским капелланом, который выполнял целый ряд светских задач, например, вел дела с зарубежными монархами и т. д. Таким образом, из средневекового крылатого выражения "крест и меч" преимущество извлекала светская власть. (Так называемое клюнийское движение за преобразования, направленные на завоевание независимости церкви от светской власти и повышение нравственности христиан, и прежде всего среди священников и монахов, во Франции и Италии было еще в зародыше; в Чехии оно получило распространение в годы деятельности второго пражского епископа Войтеха из княжеского рода Славниковичей).

Примером отца руководствовался Болеслав II и в вопросе освобождения от политической зависимости чешского княжества от Священной Римской империи. Как только в 974 г. разразилась борьба князей за трон, он вмешался в нее и поддержал Генриха Баварского. Как выяснилось, князь поставил не на ту карту: победил Оттон II, который в отместку Болеславу за его "вероломство" трижды безуспешно вторгался в Чехию. И лишь четыре года спустя, в 978 г., наконец, заставил чешского князя признать его главенство. Мир, заключенный Болеславом II, развязал ему руки в деле территориальных захватов на Востоке. Он расширил свою державу за счет части Верхней Лужицы и на некоторое время -части территории галицкой земли, граничащей с Киевской Русью. Вплоть до этих мест, к реке Бугу, простиралась власть чешского князя, как об этом сообщают хроники и летописи тех времен. Однако о характере этих захватов в них ничего не сказано. На сей раз, видимо, речь шла о военных захватнических действиях, о внезапных нападениях на поселения и крепости вооруженных отрядов князя. И только страх и перевес оружия могли удержать правителей на далеких берегах Вислы или в других краях в зависимости от чешского государя. А если они хотели отторгнуться и пытались найти помощь и защиту в другом месте, Болеслав без колебаний бросал туда все силы (как, например, в Силезии его войска подавили мятеж под руководством его зятя, польского князя Мешко I). Территориальное расширение чешского княжества, которое вело к усилению власти правителей, было оплачено кровью, насилием и страданиями тысяч людей -- как воинов, так и пахарей -- которые часто и не знали, что те дикие всадники, что вторгались в их селения, забирая урожай и скот, а в случае сопротивления поджигали их дома, были из дружины Болеслава.

Думаю, это надо было отметить, чтобы понять смысл (и значение) жестокого даже по тем временам события, происшедшего в конце жизни Болеслава не где-то в пограничных лесах, а прямо в центре чешской котловины, в замке Либице. Он был построен на пологом холме недалеко от слияния рек Цидлина и Лаба и обнесен двойным крепостным валом, за которым высились великолепный замок, костел и дома для дворовых и вооруженной дружины. Но этот замок -что важно подчеркнуть -- не принадлежал Пржемысловичам.

Его построил где-то в середине IX века неизвестный вельможа из зличан или хорватов -- племен, осевших на востоке от реки Влтава и в восточной части Полабской низменности. Здесь постепенно стал формироваться своего рода политический центр, вокруг которого насильственным путем (как и в Чехии Пржемысловичей) объединялись роды и племена из окрестности, пока не возникло княжество, известное в истории под названием владение Славниковичей. Свое название оно получило по имени князя Славника, который владел Либице в годы правления Болеславов. Славник был человек необычайно способный, а что касается политических амбиций, в этом он не уступал обоим Пржемысловичам. В Либице у него был собственный капеллан, большой княжеский двор. Он чеканил собственную монету, а с соседними правителями поддерживал внешние связи, которые скреплял династическими браками своих сыновей и дочерей с влиятельными немецкими родами.

За всем этим Болеславы (их жены были также немецкими принцессами) следили с беспокойством. Особенно Болеслав И видел в Славниковичах угрозу для Пржемысловичей и их государства. Он тяжело переживал то, что после смерти Славника (981) его сыновья пытались полностью освободиться из-под власти пражского князя. Напряженность между этими династиями не ослабла даже после того, как сын Славника Войтех стал вторым пражским епископом (982). Наоборот, со временем она еще более усиливалась. Все чаще и острее происходили столкновения пражского князя с епископом, что переносилось на отношения между обоими родами. Совершенно закономерно дело шло к решительной развязке.