Тут, господа, миллион вопросов. Разберемся в пяти-шести. Прежде всего, я думаю, Льву Николаевичу, да и его прекрасной дочери, затревожившейся о косой бабе, многие грехи, и даже церковные, простятся за этот вечер, молчаливое направление шагов к бабе и за этот изумительный по глубине вопрос ей. Поистине, нужно было в огромное сердце писателя переложить сердчишко бабы; чтобы подслушать так
его трепет. Это — один вопрос. Другой: ну, почему бы так не поступить священнику? Но таких рассказов о священниках не рассказано, ни об одном, ни за какие долгие века, а в «задумчивости Льва Николаевича», я думаю, и промелькнул этот же вопрос, среди серии, среди миллиона других: «Да почему же не они, а вот моя дочь, барышня неопытная тревожится? Ей больно, мне больно: — только священнику не больно». Уверен, что печальнейший эпизод расхождения Толстого с церковью имеет мотивом в себе вот такие безмолвные и многочисленные наблюдения, что очень как-то неболящие нервы у духовенства; мимо всего-то они проходят холодно. Теперь оставляю эту рубрику вопросов Толстого и перехожу к собственным. Хорошо проф. Налимов говорил о влюблении. Великий, он говорил, факт, мировой факт, где-то в звездах завитый, оттуда сходящий на землю. Но представьте, что испытать мировое это чувство влекутся все, текущие от Евы, «яко та есть мать жизни»; и все же покорны слову Божию, сотворяющему, переделывающему по-Своему человека: «и к мужу влечение твое (женщины), и он будет господствовать над тобой». Сейчас эти слова церковь объясняет как относящиеся только к законному мужу и после венчания; но ведь тогда Бог бы сказал Еве: «Вот, Ева, — ты согрешила; и когда через пять тысяч лет будет венчание, тогда законные жены будут иметь влечение к законным мужьям, а законные мужья будут над ними господствовать». Вообще, господа богословы вечно как бы укоряют Бога в неточности слов, ибо подставляют взамен натурального смысла их какой-то невероятный, и это без всякой оговорки, без смущения и грусти. Точно Бога нет, а они одни в пустом мире за Него разговаривают. Ясно, что Бог сказал о существе твари женской в отношении мужской, а не о православных законных женах. И вот эта косая солдатка только оказалась бессильна против воли Божией, хотя, гипнотизированная стыдом перед рождением, долго-долго, верно, ей противилась. Но слово Божие мимо не идет и клонит дубы, а не то что трость. Прав о. Налимов, а к мысли его о всемирном влюблении я прибавлю свою скорбь о косом глазе вдовы. Ну что ей было делать с косым глазом? Никому она не нравилась, и годы ее, верно, были не молодые, и при словах: «Возьми меня невестою», — верно, всякий бы засмеялся. Но, господа, но, христиане, тут ее бедность, и неужели у бедного мы снимем и последнюю рубаху? Богатства ей никто не дал, и никто бы ради ее потребности в любви не принял бы на себя тяжеловесных и длительных обязательств. «Тогда воздержись», — скажет о. Дернов. И воздержалась бы, но Божий глагол: «И он (мужчина) будет господствовать над тобой», — давит на нее сильней о. Дернова. Вот где коллизия, что Дернова требование встало в упор против Господнего и Господне одолело. А я приведу и пример: можно ли сказать, что Моисей вписывал в книги свои рассказы так себе, какие попадутся, а не такие, которые служат каждый раскрытием огромной мировой истины? Богословы наши ведь совершенно отвергают боговдохновенность всего Ветхого Завета, признавая его тоже, как и брак, только концами губок, а не бурей сердца. И так для чего, для какой надобности Моисей включил в книгу Бытия рассказ об уединении Лота, отсутствии людей кругом его жилища и печальном слове дочерей его — одной к другой: «Нам уже не от кого зачать детей по обычаю всей земли». В еврейском тексте звучит выразительней: «По закону всей земли». И вот, как сомнамбула через страшную пропасть идет по узенькой дощечке, чтобы совершить что-то, указанное ей луною и каким-то «тем светом», для нас закрытым — ей открытым, так две дочери Лота одна за другой приходят к чудовищному поступку, чтобы исполнить «закон земли», а в сущности — еще в раю данную заповедь Адаму и в нем всему роду человеческому. Но слушайте дальше рассказ Моисея, и вы извлечете урок для нашего времени: одна за другою дочери объявляют громко, от кого они зачали. Какой урок, какое предвидение грядущих судеб! Да ведь начать сокрывать, от кого и как произошло зачатие, — значит прямо ступить на первую ступеньку той лестницы, последняя ступень которой, наверное, обагрится детской кровью.